Сергей Че - На закат от Мангазеи [СИ]

— На Мангазею? — хрипло поинтересовался он, остановив взгляд на Макарине.

— Да. Ты тоже?

Мужичок покачал головой.

— Не. В обратку, на Березов. Последняя лодья в этом году. И опять моя.

— Море неспокойно. Не боишься?

— Не впервой, — усмехнулся тот. — Прорвемся. Потрясет малость, а там и цены на рухлядь повысятся. Последний завоз он завсегда самый прибыльный. Много страха, много денег.

Макарин краем глаза увидел, как воевода гремя сапогами сошел на помост, хлопнул по плечу встречающего казака, бормотнул ему «Молодец!» и стал подниматься по бревенчатой лестнице к воротам заставы.

— Еще денек здесь постою, а как самоеды последнюю партию доставят, так и отправимся с богом, — добавил мужичок, но Макарин его уже не слушал.

Шубин сгружал по сходням нарты. Рядом стояла Иринья. Она очнулась только в море, совсем недавно, и теперь напоминала изможденную птицу с темными кругами у глаз и высохшей бледной кожей на лице.

— А ведь я тебя помню, — сказала она, глядя на стоящего у сходней казака. — Год назад, здесь на заставе. Ты меня пирожками угощал. С капустой. Я еще тогда подумала, откуда здесь капуста…

Казак осклабился. Его лицо было темным, будто выгоревшим на жарком южном солнце.

— Было так. Что, понравились?

— Да. Спасибо. Так откуда ты их взял?

Казак кивнул в сторону уходящего воеводы.

— Григор Иваныча благодари. Это он их послал с наказом обязательно тебя угостить.

Макарин пошатнулся, в его глазах потемнело. Он метнулся к сходням, перемахнул на помост, оттолкнул казака и бросился к лестнице.

— Кокарев! — крикнул он.

Воевода обернулся.

Макарин взлетел вверх, перескакивая через ступени. Воевода ждал, тяжело дыша после подъема.

— Ну? — спросил он.

— Это же Горелый!

— Кто?

Макарин ткнул рукой в сторону пристани.

— Казак на пристани. Это же Горелый. Тот, что был с нами в разбойной крепости. Тот, что переметнулся к Троекурову.

Воевода усмехнулся.

— Ну, положим не переметнулся, а выполнял мое особое поручение. Иногда ради стратегии, дьяк, приходится немного приврать.

— И часто ли ты врал, воевода?

— Тебе? Никогда. Разве что не договаривал.

— О чем же это? О том, что твой казак по особым поручениям поил брагой разбоев? Или о том, что именно он познакомил их с Хоэром, чтобы тот подбил их на ограбление каравана? Пьяный Кудряшка мог об этом проболтаться, оттого его и пристрелили? Этот твой Горелый и пристрелил? Или у тебя еще много казаков по особым поручениям? И часто они выполняют такие поручения?

Кокарев молча смотрел на него с усмешкой. Потом наконец ответил:

— Нечасто, но иногда приходится. Ты, дьяк, в мою кухню не лезь. Там для Разбойного Приказа все равно нет ничего интересного. А разбойничков лучше держать на привязи, если нет сил их уничтожить, это ты сам должен понимать. Главное, чтобы они об этом не догадывались.

— А что с зельями? Варза проговорился, что ты у него самоедских зелий набрал, да я пропустил мимо ушей. Зачем тебе нужны были эти зелья? Для пирожков, которые ты приказал Иринье скормить? Иринья-то тебе чем помешала? Ты ж ее почти не знал. Или это тоже вранье?

— Нет, не вранье. Не знал. Варза проболтался, что кормит ее боевыми снадобьями, вот мне и пришло в голову ее ненадолго отстранить от дела. Но, видать, от печного жара тот порошок как-то свойства изменил. И вместо того, чтобы отрубить сразу, отрубил ее только ночью. И на целый год, — воевода рассмеялся. — Но, знаешь, я рад, что она тогда не окочурилась. Без нее мы Варзу точно бы не нашли.

— Но зачем? Зачем тебе понадобился этот караван?

Воевода прищурился.

— А сам-то как думаешь?

— Идол тебе точно не нужен.

— Нет. Уже не нужен. Можешь забирать его с собой и делать, что вздумается. Хочешь — князю Мстиславскому отвези. Хочешь ляхам продай. Хочешь выброси. Он свое дело сделал.

— Какое дело, воевода?

Кокарев приложил палец к губам и прошептал:

— Прислушайся. Что слышишь?

Макарин замолчал, пытаясь совладать с бушующим внутри негодованием. Тихо плескались волны, шумел кустарник невдалеке от лестницы, и тоскливо кричали где-то далеко чайки.

— Я ничего не слышу.

— Ты слышишь тишину, дьяк. Тишина спустилась на пустоши и окрестные леса. Нет больше толп воинственных дикарей, от которых приходилось спасаться по острогам. Конечно, где-то они еще остались, но моя Мангазея теперь может несколько лет пожить спокойно. И спокойно промышлять и торговать пушниной. Этот истукан стравил все окрестные племена. И даже не совсем окрестные. Еще десяток бы таких идолов по всей Сибири и можно было бы спокойно жить, не выкуривая дикарей из их проклятых городков и не гоняясь за ними по степям за Тобольском. Полностью выбить всю их воинственную тупую шваль и оставить лишь мирных охотников, которым в голову не придет воевать за никчемный кусок украшенной деревяшки, нападать на купцов или сжигать остроги. Пусть живут мирно, бьют зверя и платят ясак. Обеспечить долгий мир — не это ли моя прямая обязанность как местного воеводы, а, дьяк? А как еще его обеспечить, если не старой доброй формулой, прописанной еще римлянами? Разделяй и властвуй, дьяк. Как там будет по латыни, ты ведь ее знаешь.

— И ради этого можно пожертвовать парой десятков мирных людей.

Воевода пожал плечами.

— Конечно можно. Зато тысячи других будут жить спокойно. Да и не собирался я никем жертвовать. Откуда мне было знать, что у Варзы свой взгляд и на караван, и на команду. Я думал, он этого истукана на продажу везет. А мне надо было оставить его здесь, у Мангазеи. Спрятать и заставить дикарей его искать, ссориться и воевать друг с другом. Так что я напрягся, конечно, когда затея с нападением провалилась.

— Ты, Григорий Иваныч, сейчас признался, что действовал заодно с иноземцем Хоэром.

Воевода махнул рукой.

— Побойся бога, дьяк. Хоэр был пешкой, я его даже в глаза не видел. Горелый ему намекнул про караван да свел с разбоями. Дальше он все делал сам. В нужный момент ему бы проломили череп и на этом его роль была бы закончена. То, что он иноземец, это я от тебя узнал. А кто ему наплел сказки про золотые пещеры я и до сих пор не знаю. Наверное, как и ты. Мне это все неважно. Главное было разнести по всем окрестным племенам весть о том, что найден их древний бог и что соседи уже собираются наложить на него лапу. А также убедить Москву послать сюда кого-нибудь, для убедительности. Мол, большие белые князья тоже заинтересованы в вашем божестве и скоро увезут его с собой, так что шевелитесь. Мои люди с прошлой зимы эти слухи разносили. Казаки, купцы, промышленники. Даже рыбаки.

— Одноглазый тебе в этом сильно помог.

Воевода помрачнел.

— Да. Но с Одноглазым посерьезнее осечка вышла. Уж больно он в этот бред поверил.