Том Светерлич - Исчезнувший мир [litres]

Снег не изменил белое дерево Вардогер. Мосс погладила кору, похожую на холодную сталь. Она опустилась на колени в надежде, что дерево откроет путь, умножится, покажет дорогу, но ничего не произошло. Ветер ерошил тсуги со звуком шаркающей по бетону метлы. Здесь Нестор оставил ее умирать. В одном из вариантов будущего он предал ее и оставил здесь. Что стало с Нестором? Она представила его распятым, висящим вниз головой в лесу других распятых, но это казалось ей слишком жестоким, несмотря на его будущую жестокость. Мосс предпочла вспоминать его тело в ту первую ночь, серебристое в лунном свете, и созвездие веснушек над сердцем. Ее переполняла печаль.

Она постояла, отошла от дерева и вернулась.

По-прежнему только одно дерево.

Нет.

Мерсалт писал про обман зрения. Путь существует, но может остаться невидимым – или зависит от КТН в крови, или открывается при запуске Б-Л-двигателя. В любом случае невозможно сказать, когда дерево превратится в бесконечный путь, ведущий к «Либре», если вообще превратится. «Уже поздно», – сказал тогда Нестор. Что мне делать? Мосс завыла в ярости и отчаянии. Что мне делать? Время шло, ее оглушали снег и безжалостный ветер, она съежилась под курткой, думая о КТН в воздухе. Они уже во мне. Уже насыщают мою кровь.

Неужели я умру здесь? Мосс гадала, наступит ли смерть, пока она ждет появления пути. Не такая жуткая, как от КТН, а естественная смерть от страшного холода. Кожаная летная куртка, которую Мосс нашла на аэродроме, была на шерстяной подкладке, но через нее просачивался мороз, а волосы заледенели, когда она окунула лицо поглубже в воротник. Мосс подняла руки и подышала на пальцы, но кожу покалывало, а вскоре она совсем потеряет чувствительность.

Иди. Шевелись. Не дай крови застояться.

Сумерки сгущались. Мосс пошла на поляну, к реке, и вернулась к белому дереву. Когда она проходила мимо него, местность вокруг изменилась. Брошенный армейский грузовик исчез вместе с поваленными деревьями. Сосны подросли и загустели, Мосс раздвигала ветви в надежде увидеть бесконечные пути, но вместо этого вышла к тому же белому дереву. Или… наверное, это другое дерево.

Она поняла, что находится в тонком пространстве, но путей вдоль деревьев, по которым вел ее Хильдекрюгер, здесь не было, только мрачный лес, ветки и сучья, и царапающие ее иголки. Мосс снова приблизилась к белому дереву, и хотя знала, что застряла в этом месте в точности так же, как тогда, перед собственным распятием, она запаниковала и заблудилась. Она пробилась сквозь густую хвою и вышла на поляну, к бурлящей черной реке, но оказалась на другом берегу, испытав то же чувство, которое описывали О'Коннор и Ньоку, когда оказались здесь. Мосс увидела белое дерево на другом берегу, но она и пришла от него. Оно должно быть за спиной.

Мариан пересекла реку, как и я вместе с Хильдекрюгером. Но пути вдоль деревьев так и не появились, как и дерево-мостик. Дубль Шэннон Мосс выбрался из реки, вспомнила она, а потом Кобб забил ее до смерти.

Она подошла к реке и ощупала ногой берег. Быстрый поток с пеной разбивался о валуны, поднимая туман брызг. Наверное, она смогла бы перебраться. В воде хватает камней, острых скал, поднимающихся над быстринами, они могли бы послужить для переправы.

Ты умрешь, Шэннон. В воде ты замерзнешь, обсохнуть негде, а стоит такой мороз. Ты умрешь.

Но она спустилась по заснеженному берегу, оценивая расстояние до ближайшего камня. Она шагнула на него и нашла точку равновесия, а потом перенесла вес на протез. Ее трепал ветер, она дрожала. Следующий камень оказался ближе, с широкой и плоской частью, куда можно встать. Она собралась и шагнула, но коленное сочленение протеза не защелкнулось вовремя, и Мосс поскользнулась и упала, приложившись головой о зазубренный камень, прежде чем ее снесло течением. Ледяная вода раздирала ее, легкие сжались, она не могла дышать. Она погружалась под воду и отчаянно барахталась, руки цеплялись за камни, но не находили опору.

Ее несло течение. Мосс подняла руку над водой, и пальцы дотронулись до гладкой древесины. Она схватилась за нее, подтянулась, вцепилась в ветку и, задыхаясь, вынырнула. Она вылезла из реки на упавшее дерево, мост. Она нашла Вардогер и обнимала его, прижавшись грудью. Одежда намокла и быстро покрывалась коркой льда. Нужно как-то согреться, иначе она умрет.

Ее трепал ветер. Пальцы онемели.

Я не знаю, что делать. Снять мокрую одежду? Тогда я окоченею. Но я окоченею и в одежде.

Деревья Вардогер впереди выглядели иллюзией с искусственной перспективой, каждое дерево чуть меньше предыдущего, пока они не стягивались в белую точку, почти сливающуюся со снегом.

Если мне суждено умереть, то лучше уж соскользнуть обратно в реку, чем замерзнуть прямо на этом дереве.

Река манила – просто соскользни в нее. Не стоило из нее выбираться, думала Мосс, представляя, как ее мягко поглотит вода, как будто она заснула в знакомом месте после долгого отсутствия. Мосс оглядела окружающий мир в последний раз. Все смазалось до монохромных цветов – белые деревья, черная река, зелень превратилась в сумерках в угольно-серую. Только пятно оранжевого вносило жизнь. Женщина в оранжевом. Вдали, у кромки леса.

Она видела этот оранжевый, когда шла с Хильдекрюгером, увидела его и сейчас, в тонком пространстве. За много лет Мосс свыклась с путаницей во время несчастного случая, стоившего ей ноги, и считала женщину в оранжевом чем-то вроде психологической травмы, которую нужно подавить, и потому редко думала о ней, но часто видела во сне. В этих странных снах они взаимодействовали и менялись местами. А теперь она знала, что эта женщина и есть Шэннон Мосс, и когда ее сняли с распятия над рекой и унесли на квадромодуль, на корабле оказались другие пилоты, не те, которых она помнила. Было множество и других мелких отличий одной жизни от другой, но Мосс объясняла их последствиями травмы. А сейчас она знала, четко понимала, что, когда ее спасли, она заняла место этой женщины, женщины в оранжевом.

Борясь с ветром, она вернулась на поляну и прошла по пути Вардогер к кромке леса, к телу в оранжевом. Оранжевый скафандр предназначался для работы на орбите, а цвет означал новичка. Мосс смела снег, перевернула тело и увидела собственное лицо за щитком шлема. Молодое лицо, на двадцать лет моложе. Мосс всхлипнула без слез. Такая юная, почти ребенок. Она вспомнила себя, как изменилось ее лицо, представила, что жизнь обрывается в таком юном возрасте.

– Прости, – сказала Мосс, – но мне придется это сделать.

Мосс отстегнула низ оранжевого скафандра от верха и стянула с нее ботинки.

– Прости, прости, – повторила она, снимая с тела штаны, а потом верх скафандра.