Мер Лафферти - Шесть пробуждений [litres]

Орман был ревностным католиком. Вера окрашивала любой опыт в особый цвет. Сама Мария теперь не была религиозна: большая часть религий не приветствовала клонов, но многие продолжали совершать ритуалы детства, – но она повидала достаточно карт мозга, чтобы отличать истинно верующих от тех, кто руководствовался привычкой, страхом или алчностью. Отец Орман был истинно верующим. Светло-зеленый цвет его веры окрашивал всю карту мозга, где-то ярче, где-то слабее. Он считал, что похищение – испытание его веры.

Она давно уже перестала чувствовать угрызения совести из-за того, что читает личные карты мозга. Это было все равно что смотреть на человека в туалете: все приходили в ужас, представив себе, что их видят сидящими на унитазе, но никто не испытывал волнения, глядя на такое. Если вам необходимо наблюдать за человеком на толчке, на то, вероятно, есть важная причина, а то, что он на толчке, – второстепенное обстоятельство. Мария больше не осуждала мелкие грехи, воровство, ложь, мелкие обиды, которые в конечном счете не имели никакого значения в долгой жизни человека. У нее были большие возможности; она не собиралась использовать их неправильно.

На следующий день доктор Сибал приказал рыжему сломать ей ступню. Он дал ей сильное болеутоляющее, чтобы она могла работать, и боль превратилась в отдаленную назойливую помеху, а код – в неприметно плывущие данные, которые иногда трудно было удержать.

Проблема с написанием кодов, когда ты напичкана колесами, отстраненно думала Мария, в том, что все твои этические принципы утрачивают всякую важность. Этот священник ненавидит клонов. Он считает, что правильно убивать таких, как она. Почему бы просто не выкорчевать ненависть и не посмотреть, что останется?

Другая часть ее сознания возражала: если ты это сделаешь, тебе переломают и другие кости. Если ей сломают большие пальцы, она окажется в сложной ситуации.

Минутку. Вот оно. Если ты достаточно хорош, ты можешь читать цвета матрицы, как настоящую карту, находя связи эмоций с воспоминаниями. Их было труднее идентифицировать, гораздо сложнее, чем просто переводить числа и буквы в замысловатые особенности человеческого мозга. Мария искала в детстве священника возможную связь его веры с нелюбовью к клонам.

Глубокая вера, глубокая уверенность в славе Творца. Абсолютное отрицание тех, кто хочет заместить Его.

Убить Творца. Вот оно!

Марию не отпустили, но любезно убили ее в два счета и отправили тело на Землю в лабораторию клонирования, чтобы она могла проснуться новым клоном, ничего не помня о своих приключениях на Луне. Выпавшие из памяти недели ее смутно тревожили. В лаборатории не знали, как она умерла, сказали только, что получили ее тело; вскоре она вернулась к своей обычной жизни.

Поэтому для Марии стало полной неожиданностью, что пять лет спустя ее похитили и переправили на Луну.

3 января 2287 года

– Доктор Арена, рад снова вас видеть, – сказал доктор Сибал из лабораторного кресла. Мария сидела на деревянной скамье у двери между двумя крупными мужчинами.

Мария нахмурилась.

– Снова?

– Мы встречались перед тем, как жизнь вашего предыдущего клона завершилась. К сожалению, у вас не было возможности снять карту мозга, чтобы меня запомнить.

Мария взъерошила волосы.

– Черт возьми, это сделали вы?

Он коротко кивнул.

– Мне требовалось, чтобы вы выполнили работу, выходящую за рамки закона.

– Все, что я делаю, законно! – заявила Мария, озираясь и гадая, бывала ли когда-нибудь в этой стерильной лаборатории. – Другим моим клиентам не нужно было меня похищать, чтобы нанять.

– Когда мы вас наняли в первый раз, вы проделали великолепную работу, – сказал доктор Сибал. – Мы получили почти все, что хотели.

– Я пропустила мятежи на Земле и на Луне, – сказала Мария.

Она изучала новости исчезнувших недель своей предыдущей жизни, пытаясь понять, что с ней произошло. Вспомнив их, она вдруг догадалась.

– Черт! – сказала она, закрывая лицо руками. Потом отняла руки и выглянула, осторожно, словно светило яркое солнце. – Так это была я? Я поработала со священником, который изменил отношение к клонам. Заставил правительство принять Кодицилы.

Все я.

– Вы действительно великолепно поработали над отцом Орманом, – подтвердил Сибал, сплетая пальцы.

– Я слышала, он сбежал с Луны и из-под контроля вашей клики, – сказала Мария. – Не похоже, чтобы он был на вашей стороне даже после того, что я с ним сделала.

Доктор Сибал махнул рукой, словно это не имело значения.

– Мы получили, что хотели.

– О чем вы, черт возьми, говорите? Законов, ограничивающих клонов, сейчас много как никогда!

– Мы – больше чем люди, – сказал Сибал, наклоняясь к ней в своем кресле. – Человеческие законы нас не ограничивают. Это позволяет нам осуществить следующую часть плана.

– Вы хотели принятия законов, которые запрещают хакерство и все такое?

– Это шаг к светлому будущему, – сказал Сибал. – Ну-с, о вашем новом задании…

Мария встала.

– Нет, я больше вам не помогаю. Вы страшно осложнили жизнь всем остальным клонам.

Две тяжелые руки легли на ее плечи и заставили опуститься на сиденье.

– У вас нет выбора, – ласково сказал доктор Сибал. – Нам необходим хороший хакер.

Мария ненавидела это ощущение: ей следовало бы помнить человека, который явно помнит ее. Следовало сообразить, как сбежать с Луны – хотя она здесь нелегально, и это могло сильно затруднить ей возвращение домой. Черт!

Еще она терпеть не могла, когда ее принуждали выполнить работу. Но выбора у нее не было. Сибал выглядел так, словно и мухи не обидит, но он мог нанять кого-нибудь, кто сможет это сделать.

– Что я должна буду сделать?

– Мне нужен «топор».

Некоторые наименее этичные эксперименты, проведенные с клонами, были связаны с использованием «топора». Лаборатория хотела знать, можно ли создавать социопатов или психопатов, вырезая целые части личности – эмпатию, сочувствие, всякие воспоминания о том, что человека любили или любил он сам. Оболочка, полученная в результате таких экспериментов, никак не отвечала ожиданиям ученых; четверо экспериментаторов погибли, прежде чем служба безопасности смогла устранить клонов.

Термин «топор» относился как к самой работе над матрицей клона, так и к тому факту, что такой клон после пробуждения становится оружием.

Некоторые пытались дать этой процедуре более привлекательное название, «катана» или «моргенштерн», но эти названия не прижились. Что бы вам ни хотелось думать о клоне как оружии, не было ничего красивого в том, чтобы рубить топором матрицу личности.

– Я не буду… – начала Мария – и получила удар кулаком в челюсть. Вообще-то перед ней появилась дюжая фигура, но в следующие примерно тридцать секунд она запомнила только кулак.