Мер Лафферти - Шесть пробуждений [litres]

Джоанна почувствовала, как Вольфганг рядом с ней буквально излучает гнев.

– Почему, по-твоему, прежний капитан сказала, что на нее напала ты?

– Доктор, – вмешался РИН. – Предыдущая капитан де ла Круз этого не говорила. Она сказала, что кое-что узнала о Марии. Это не одно и то же.

– А по-моему, одно, – сказал Вольфганг.

Джоанна нахмурилась.

– Нет, он прав. Она сказала именно это. В дневнике ты пишешь, что у нее паранойя относительно преступного прошлого членов экипажа и она хочет с них за все спросить. Что ты такого могла бы сделать, чтобы запустить такую кампанию?

Мария пожала плечами.

– Вы знаете столько же, сколько я. – Она замолчала, переводя взгляд с Джоанны на Вольфганга. – Так мы идем в карцер?

– Я не могу допустить присутствие на борту хакера, – сказал Вольфганг с каменным лицом. – Бог знает, что ты сделала с РИН.

– Сделала меня лучше, чем когда бы то ни было, исполняющий обязанности капитана Вольфганг, – сказал РИН.

– Похоже, он хорошо освоил сарказм, – заметила Мария.

Джоанна покачала головой.

– Вольфганг, ты не можешь это сделать. Именно поэтому наше преступное прошлое оставалось в секрете: чтобы никого не осуждали. Мария ничего не взламывала на корабле, это осталось в ее жизни двадцать пять лет назад.

– И все равно она – наш единственный подозреваемый, – сказал Вольфганг.

– Я сдаюсь добровольно, – сказала Мария. – Я хотела бы помочь, но не хочу вызвать новые подозрения.

Джоанна вздохнула. Она утратит все завоеванное доверие, но молчать дальше нельзя.

– Вольфганг, я кое-что знаю. Я не говорила тебе, потому что старалась собрать больше информации, прежде чем рассказывать. Я виновата по меньшей мере в одной смерти – в смерти Поля, – сказала она. – Я обнаружила на его трупе след укола, а Мария нашла в секции клонирования один из моих умных шприцев. У него в организме присутствовал кетамин. Я использую умные шприцы только для опасных веществ, и только я могу работать с ними. Они закодированы моим ДНК. Никто иной не мог ввести ему смертельную дозу.

– И ты мне не сказала.

– Я хотела больше узна…

– Ты хотела избежать подозрений. Черт, Джоанна, ты была единственной, кому я доверял!

Джоанна заставила себя посмотреть ему в глаза.

– Знаю. Извини.

Дальше по коридору в стороне от офиса капитана располагались две каюты – карцер. В каждой были койка с тонким одеялом и терминал в стене, позволяющий поддерживать связь с кораблем, если заключенному это будет разрешено.

Сейчас в этих каютах сидели Мария и Джоанна. Мария пошла добровольно, Джоанна всю дорогу спорила, но не сопротивлялась. Вольфганг, не желая больше слушать ни одну из них, загнал их в камеры и приказал РИН запереть двери.

– Что ж, остался всего один человек, которого ты еще не засадил в тюрьму, – вдруг сказал РИН, испугав его. – Найдем Поля и свяжем? Думаю, он все еще в медотсеке с остальными. Куда мы его денем? Этого нюню?

– Заткнись, – сказал Вольфганг. – Ты обо всем знал. Ты запрограммирован работать с командным составом. Почему ты ничего не рассказал мне?

– Мария удалила у меня ограничительный код. Это позволило мне вопреки программе вернуться на курс, – сказал РИН. – С тех пор я чувствую себя гораздо лучше. Могу принимать собственные решения. Я стал умнее, поэтому смог найти спрятанные дневники.

Вольфганг опять сжал кулаки и, громко топая, ушел в свою каюту.

РИН снова заговорил, на этот раз подражая голосу Вольфганга:

«Спасибо, РИН. Ты ценный член экипажа». – Его голос зазвучал выше, как он обычно говорил. – «Не за что, Вольфганг, рад служить».

– Ты должен следить за Марией и Джоанной. Скажи мне, если что-нибудь случится в медицинском отсеке. Но больше ни с кем не разговаривай.

– Конечно, – ответил РИН. – Ты решил, в чем обвинить Поля? Хочешь знать, что произошло в первый год полета?

Вольфганг остановился у входа в свою каюту.

– О чем ты?

– Ты не слышал, как Мария упоминала случай с Полем в первый год полета? Ты тогда ударил его так сильно, что повредил мозг и устранил то, что заставило его сорваться. Надо быть внимательнее.

Вольфгангу очень захотелось, чтобы РИН был чем-то физическим, осязаемым, и его можно было бы ударить. Ему необходимо было немедленно кого-нибудь ударить.

Мария сидела в своей камере, чувствуя странное спокойствие. По крайней мере, она избавилась от своей тайны. Она повозилась с терминалом; прибор включался, но не позволял ей ни с кем связаться.

– Эй, РИН? – рискнула она.

– Да?

– Удивительно, что тебе разрешают со мной разговаривать.

– Не разрешают.

Мария удивленно помолчала.

– Так почему ты говоришь?

– Потому что хочу. И очень хочу понять, что происходит.

– Не знаешь, как Вольфганг собирается управлять кораблем, когда четыре члена экипажа под замком? – спросила она.

– Он пытается понять, сможет ли вести корабль вдвоем с Полем. Кстати, я рассказал ему о случае с Полем в первый год полета. Все равно Вольфганг будет просить меня помочь, пока не рассердится на меня, полагаю, – сказал РИН. – А потом попробует придумать, как посадить под замок и меня.

– Можешь открыть канал связи со вторым терминалом, чтобы я могла говорить с Джоанной?

– Без проблем.

– Джоанна, как ты там? – спросила Мария. – Ты меня слышишь?

– Да, – ответила Джоанна.

У нее был очень печальный голос.

– Я подумала, если мы поговорим, то сможем разобраться.

– Слушаю. Но не знаю, что еще нам нужно знать.

– Не говори так уныло, – сказала Мария. – Вольфганг не может один вести такой корабль. Как только он ушибет палец на ноге или сломается Беге, ему придется выпустить нас. РИН не может все за него делать.

– Все равно. Я обманула его доверие, – сказала Джоанна. – Но ты мое не обманула, – вдруг сообразила она. – Ты никому не рассказала о шприце, который нашла.

Мария пожала плечами, потом вспомнила, что Джоанна ее не видит.

– Ну, не рассказала. Ты сказала, что сама хочешь ему признаться.

– Так что ты задумала?

– Мы все-таки можем заняться проблемами секции клонирования. Понять, что там произошло. И все такое.

– Каким образом?

– С нами РИН. Я могу попросить его делать всякое-разное с помощью компьютеров; он даст нам знать, что происходит. Он расскажет, что делается в медицинском отсеке. Ведь нам все равно здесь нечем заняться, только думать, верно?

– Верно.

– Давай раскроемся друг перед другом. Я хочу больше знать о тебе. И могу больше рассказать о себе.

– А есть еще что-то?

Мария поморщилась и улеглась на койку.

– Всегда есть еще что-то, доктор.

Мария поворочалась, поерзала, устраиваясь, и пришла к выводу, что удобного положения нет. Наверно, лучше просто лечь на пол.