Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

На этот раз он молча, быстро ринулся-погреб теперь вверх по реке и вылез-выбрался на отмель на правом верхнем от мыска песчанике.

Не обернувшись, не сказав мне на прощание ни слова, он скорым шагом удалился метров за сто пятьдесят по берегу, вновь разнагишался там, расположившись около свалившегося с яра дерева, сумел опять развести костер, достал стакан и "полторашку".

...Еще с середины реки, помнится, я различил-заметил лодку на песках, немножко выше от мыса. Там же красовались двое молодых парней лет шестнадцати-семнадцати в одинаковых темно-зеленых плавках. Они с немалой осторожностью прошли по скользкому откосу, секунд на пять исчезли за кустарником, разросшимся на низеньком обрыве над водой, и, появившись вновь теперь уже на "нижней" левой стороне песков, неспешно подходили к вспучинам сухого, рыжего суглинка. Поначалу я решил, что оба подались-направились нырять за раками. Но еще минуты полторы спустя уже не сомневался в том: они "подстерегали" непосредственно меня, выходя на траекторию моего движения к мыску в их направлении.

Третьим в лодке, на ее носу, затащенном с воды на берег, сидел-оставался мальчонка лет, наверное, восьми в такого же цвета, как и "у старших", плавках. Держа в губах надувную пипку и раздувая щеки, он старался ртом наполнить воздухом свой разрисованный цветками и утятами прозрачный спасательный круг, уже облегавший его под мышками.

Однако мой ориентир был точно на мысок, в район их лодки, и я, отжавшись порезче правым веслом, несколько подкорректировал прямую курса. Заметив это, парни выжидающе привстали, продолжая наблюдать за мной, а затем, опять исчезнув за кустами, вновь появились около мыска, словно выходили под дорогу.

- Дядь, закурить не будет? - баском спросил один из них, что был покоренастей и постарше.

- Не курю, - отозвался я.

Вдруг за мысом берега на изворотине, что ниже по реке, как раз напротив выхода в Оку с затона Дмитриевых Гор, раздались голоса и смех, и человек со спиннингом возник на тамошнем приступке яра. Парни сразу же направились туда, зашагав неторопливо по песчаникам.

Я, чтоб как-то более по доброму "разбавить" столь сухие отношения при нашей встрече, притормозивши лодку, крикнул им:

- За раками полазить-понырять собрались что ли, мужики?

- За ними.

Тем временем лодка успела замедлить ход, остановиться - и не удерживай ее на месте веслами, давно бы уже пошла-подалась за ними следом, сносимая весьма значительным течением реки на ямах около мыска.

- Есть раки-то?

- Попадаются. На той неделе восемьдесят штук поймали.

- Крупные?

- Мелких не брали.

Парни отошли уже с полсотни метров в направлении явившегося на приступке спиннингиста, как у мыска раздался странный всплеск, заставивший интуитивно обернуться...

Картина, что предстала в тот момент передо мной, была поистине пронзающей и страшной. В пузырчатой пене завертины, в арочном жерле подмоины, под ее нависшим козырьком, словно в черной пасти серой башки какого-то подземного берегового чудища барахтался их паренек. Его с великим чудом удерживал почти пустой прозрачный круг с незаткнутой, по-видимо-му, пробкой. Он не кричал, поскольку беспрерывно кашлял, дергая руками, уже поперхнувшись водой. Секунда, другая - и его могло затащить в кольцо завертины, с весьма неслабым внутренним течением, потянуть ко дну почти восьмиметровой ямы...

- Мужики, пацан в подмоине! - заорал я диким, незнакомым голосом, сжимая крепче ручки вёсел, чтобы поспешить на помощь, и при всем при этом, понимая, что мне его спасти нет никакой возможности.

Оба, тотчас же сообразив, в чем дело, уже неслись-летели в направлении мыска. Старший - лишь малейшее мгновение скрывался за кустами, разросшимися над водой, и, мелькнув одной секундой на мыске, уже взметнулся брызгами в водовороте. Второй нырнул перед кустами, наперерез течению, и вплавь устремился к нему навстречу. Паренька они успели ухватить почти одновременно, обнаружив всплывший среди белой пены глянец пузыря спасательного круга с мизерным остатком воздуха.

К удивлению, откашлявшись, паренек самостоятельно шагнул-забрался в лодку, уселся на ее носу. Он долго, безучастно слушал братьев, кричавших на него за то, что тот без их согласия вылез-выбрался из лодки и пошел по столь опасному мыску.

Неожиданно он сам набросился на них, заявив, что во всем виноваты они. Что они ушли, оставили его одного, а у него никак не надувался круг!.. К тому же он не знал, что мыс столь скользкий и опасный. Лишь после этого он вдруг заплакал, заявил, что чуть не утонул, что крепко осерчал на них и более не станет с ними разговаривать.

Парни сразу же смягчились, не зная, чем теперь им возражать ему, и начали упрашивать не говорить о случае ни матери, ни батьке, ни сестрам, ни соседям, ни деду с бабкой, ни его дружкам. Обещали-поклялись купить ему за это в магазине много леденцов, медовый пряник и какую-то забавную игрушку.

Гребок, еще гребок, еще!.. На добрую сотню метров лег-распростерся шлейф потревоженной водной глади, журчащий за кормою лодки. Мириады блесток, отражавших ослепительное солнце, разыгрались на его немножко выгнутой дугой дорожке. Сплошным, слегка голубоватым отсветом повсюду сияла река. Берега с их отражением в воде, словно золотая рама зеркала с его гигантской сверкающей плоскостью! Теперь и дальние (восточные) яры были без пятнышка тени и, казалось, что не только ярко-желтая листва деревьев, но и медно-красные, суглинистые стены Кручи, серо-рыжие обрывы на ярах, промытые волной до белизны песчано-пляжные участки, - все, совершенно все, будто сговорилось беспощадно ослеплять глаза своими утренними, яркими раскрасками.

Становилось жарко. Давно уже пришлось снять куртку, свитер, расстегнуть воротничок рубашки.

Кареглазые, темноволосые, похожие на цыганят парнишки, щурясь от слепящих бликов на воде, смотрели неприветливо и молча.

- Как, мужики, дела? Немножко получается? - притормозивши лодку, спросил у старшего.

- Ой, дядь, как нынче повезло! По ухе и жарехе наудили, и даже больше! - охотно отозвался тот.

Около них на палке-рогатке, вонзенной в песчаное дно, вместо садка в полводы висела их емкая сумка с рыбой, сшитая из прочной белой мешковины.

- Плотвички?

- Окуни, подъязки.

- На червячка?

- На кузнечиков и короедов, - ответил он, и сразу же участливо спросил: - А у вас удачно?

- Невезуха полная! - воскликнул я с неменьшей откровенностью. - Будто сглазил кто утро! Одна из щук обрезала леску аж с поводком, другая оторвала. Поймал вон с пяток мелочевки.

- Ой, как обидно! - последовал сочувственный ответ. - Ну, может быть, еще повезет. День впереди! До вечера времени много.

"Умный парнишка, однако! Смог даже вывести на откровенность!.." - сложилось в мыслях, и теплой легкою волною нахлынули-поплыли размышления: "Вне всяких сомнений - братишки. Причем, не дачники!.. Слишком уж в простоватых, скромных одеждах они для отдыхающих. Неужели в этакой глуши, в Окшёве, где проживают лишь пенсионеры да мужичок Юрас, обосновалась молодая парочка? При этом, судя по детишкам, супруги недурны собой! Но явно не " белой кости " !.. Не из " крутых " , не из богатеньких. И даже, пожалуй, не средний, а бедный класс!"