Екатерина Белецкая - Насмешники. Дело времени

— Шеф, что это было, а? Для кого эти все книги? — напрямую спросил Фадан.

— Ну, на самом деле это не книги, это блоки информации, — пояснил Шеф. — Для кого? Для тех, кто запускал у вас эти процессы, видимо. По сути это учебники. Поскольку ты, так сказать, начинающий, ты видишь только первый слой.

— То есть?

— То есть эти книги можно читать слоями. Сначала общие знания, как ты читал. Потом — примеры, это уже следующий уровень. Потом учебные задания, это еще один уровень. Потом непосредственная работа.

— То есть кто-то их уже использовал? — уточнил Фадан.

— А то ты сам не видишь, — хмыкнул Шеф.

— Я не знаю, что я вижу, — отозвался Фадан. — То есть знаю, но…

— Что — но? — поторопил Шеф.

— Но я не могу это вот так… уложить в голове. Я не понимаю, зачем это нужно, — признался Фадан. — И кто… и за что… вот так с нами поступил.

— Я этого тоже не знаю, — печально вздохнул Шеф. — Знаю только одно. Это сделала не Официальная служба, точно.

— А кто?

— Какие-то её враги. Вы… ваша планета, ваш мир… вас для чего-то спрятали от всей вселенной. Так иногда делают, и достать мир из такого… из такого места… очень сложно. И, Фадан, важный момент. Кое-кто должен знать — кто, для чего, когда, зачем. Жаль, что у вас так мало времени.

— Мне тоже жаль, — хмыкнул Фадан. — Это, как-никак, моя родная планета.

— Ну да, ну да, — покивал Шеф. — В ваших силах попытаться ей помочь.

— Я так и понял. Шеф, слушай, — Фадан замялся. — Я вот подумал… ведь если бы, ну… если бы нас не вот так… то мой папа, наверное, был бы жив, да? — Шеф молча кивнул. — Я хочу позвонить маме и спросить, почему он умер.

— Зачем, Фадан? — осторожно спросил Шеф.

— Мне это нужно. Видимо, для того, чтобы помнил, за что борюсь.

— А того, что в Аквиста стреляли, тебе недостаточно?

— Может, и достаточно, но я всё-таки позвоню. Шеф, я хочу почувствовать, понимаешь? И понять. Я что-то чувствую. Но не могу объяснить себе, что именно.

И Фадан позвонил. И почти полчаса говорил со своей старенькой мамой. И после разговора с ней пролежал почти час лицом в подушку — и весь этот час Шеф тактично молчал и ничего не спрашивал. Мало того, он, по его словам, даже не подслушивал разговор, хотя, конечно, мог это сделать.

— Апчихит. У него был всего лишь апчихит. И через две недели его не стало, — Фадан говорил в пространство, словно не замечая Шефа. — Мне было три года, как сказала мама. А еще она сказала, что я на него очень похож, и что папа до сих пор по нему тоскует, потому он такой хмурый всё время и сердится. Шеф! Помоги мне, а? Помоги мне это всё прекратить!..

— Ты нашел для себя причину? — тихо спросил Шеф.

— Да, нашел, — кивнул Фадан. — Я хочу, чтобы они жили… весь мир чтобы жил. Столько, сколько ему на самом деле отпущено, а не как биомасса. Этого достаточно?

— Более чем, — заверил Шеф.

— Слушай, а вот эти книги… — Фадан задумался. — И те, что мы нашли в дереве, и эти… мне кажется, что мы их можем использовать. Я ведь прав?

— Можете, — кивнул Шеф. — Если получится, вы сможете видеть то, что другие не видят. Поверь, это очень большое преимущество во многих вопросах.

— Тогда это хорошо, — кивнул Фадан. — А то я, признаться, до сих пор… Шеф, меня от этих книг трясет. Не по себе. Страшно.

— Это пройдет скоро, — заверил Шеф.

— Хорошо бы… — Фадан зябко передернул плечами.

— А теперь возьми себя в руки, спустись с небес на землю, и давай заниматься насущными делами.

Насущных дел оказалось огромное море.

От перекраски машины в черный цвет до перекраски Фадана — в пегий, рыже-коричневый. Фадан, конечно, сопротивлялся, как мог, но сопротивляться Бонни оказалось бесполезной тратой времени.

Первым она покрасила Шини (которому для покраски пришлось расплести, к его ужасу, все косички), потом — Бакли (у того волосы были короткими, поэтому красить его было одно удовольствие), потом дело дошло до Фадана. Аквиста было решено не перекрашивать. Волосы черные, ни одна краска толком не возьмет, да и ехать Аквисту предстояло… в мешке.

Впрочем, про это позже.

Фадана Бонни покрасила особенно творчески — ей, по её собственным словам, давно хотелось посмотреть, пойдет ли ему пегая масть.

— Да не переживай, — говорила Бонни, размешивая едко пахнущую краску. — Это у гермо волосы прокрашиваются плохо, а у тебя получится отлично, не сомневайся. Сейчас сделаю два состава, и будешь пегим. Тебе понравится.

Для рауф такая масть не редкость, но почему-то волосы такого цвета встречаются только у тех, кто живет в определенных областях планеты. Сейчас Фадану предстояло превратиться в классического обитателя местности Зуркабел. Ростом он вполне для этого подходил, там все были высокие, цвет кожи Бонни пообещала ему изменить на более темный посредством косметического крема, а волосы сделать зуркабеловские с помощью двух красок, которые выбирала долго и придирчиво.

Промучив Фадана почти два часа, Бонни с гордым видом протянула ему зеркало и приказала:

— Смотри, как здорово вышло!

Фадан глянул — и чуть не уронил зеркало себе на ногу.

Вместе с челюстью.

Потому что из зеркала на него смотрел вовсе не Фадан, а классический обитатель области Зуркабел. Смуглый, на голове вместо аккуратного хвоста — сложное переплетение пегих прядей, и даже взгляд стал какой-то лиховатый, придурковатый и дикий.

— Шикарно, — с трудом выдавил Фадан. — Просто отпад.

— Ну и отлично. Так, теперь одежда.

— Еще и одежда? — с ужасом спросил Фадан.

— Ну а зачем мы машинку покупали?! Я уже посмотрела, что там носят, и изобразила кое-что. Спокойно, тебе вполне подойдет.

— Бонни, может быть, не надо? — взмолился Фадан.

— Полисам будешь объяснять, что надо, а что не надо, — Бонни была неумолима. — Переодевайся.

…Преображенная компания с полчаса занималась тем, что разглядывала друг друга — и вскоре все пришли к выводу, что у Бонни явно талант к таким вещам.

Бакли стал самым что ни на есть заправским ритуальщиком. Ритуалы такой гражданин имеет право осуществлять всякие, но чаще всего ритуальщики занимаются, конечно, похоронами — уж больно это выгодно. Бонни сшила ему соответствующую накидку темного цвета, волосы из светлых превратила в коричневые, а на носу Бакли теперь носил увеличители, правда, со стеклами без диоптрий. И даже нарукавники Бонни сшила почти как настоящие — с завязками и белыми вшивками в нужных местах.

Шини теперь стал светловолосым, из его рыжих волос получились соломенно-желтые. После косичек волосы выглядели пушистыми, поэтому сейчас Шини не узнала бы, наверное, и родная мама. Костюм Бонни ему подобрала светлый, по её словам, «миленький», но, к счастью, разрешила оставить жилетку — с условием носить её под курткой.