Александра Гринберг - Жнец крови и пепла [СИ]

С крайне недовольным выражением на приплюснутой морде Генри развернулся и прошествовал к своему дивану. Марк же, решив, что добиваться прощения своей собаки (даже звучит ненормально!) будет позже, поднялся в свою комнату и как можно аккуратнее уложил Киару на постель.

Он честно хотел оставить её одну. Однако лишних одеял, которые, судя по ледяной коже, были сейчас крайне необходимы, в его доме не имелось. Да и на кой они огненному магу? Собственной повышенной температуры и возможности согреть воздух вокруг вполне хватало. Жаль, что сейчас этого делать не стоило — Марку хватало ума понять, что действие обновленной защиты лучше опробовать сначала на полигоне. Так, на всякий случай, чтобы не поджечь ненароком себя, Киару, дом, и, как вариант, примерно половину улицы. Да и вообще в состоянии, когда тебя трясет от злости на себя, Кресселя, Тангрима и, чего уж там, на саму Киару, колдовство приведет к непредсказуемым последствиям.

Поэтому Марк улегся рядом с ней, придвинулся ближе и осторожно обнял, стараясь не потревожить рану. Прежде чем он провалился в сон — предположил, насколько недолго проживет Крессель, когда до него доберется леди Фалько.

Тьма. Удушливая, тяжелая, вынимающая душу.

Железо сомкнулось вокруг Киары непроницаемым коконом. Она била кулаками по крышке тесного гроба; вконец обезумев, пыталась рвать металл голыми руками, но лишь больно ломала ногти один за другим. Она не могла кричать, онемевшая от ужаса; не могла призвать верную стихию, ведь железо — тот металл, что предает её раз за разом…

…когда Киара очнулась, её рот был полон крови, а в груди противно саднило. Сердце истерично колотило по ребрам, под кожей расползался уже знакомый могильный холод. Тварь насылала кошмары, и уже не в первый раз.

«Убить», — была первая сознательная мысль. Киара села на постели и свесила ноги вниз, собираясь бежать прямиком в костлявые лапы неопознанной нежити. Однако последние мозги всё ещё были при ней, и суицидальные порывы удалось задушить в зачатке. Какие уж тут битвы с нежитью, когда регенерация жрет все силы?

То, что она не у себя дома, дошло до разума с немалым опозданием. Засыпала в кабинете у братца Лайама, а потом, видимо, Маркус за каким-то демоном уволок её к себе. Сам незадачливый похититель сволочных принцесс мирно дрых рядом. И дрых, видимо, достаточно давно: несмотря на могильный холод, дерущий нутро, кожей она всё ещё ощущала лихорадочный жар чужого тела. Киара с некоторых пор терпеть не могла огненных магов, но, как оказалось, грелки из них выходят что надо.

Кое-как придя в себя, она побрела на поиски ванной — необходимо было вымыть изо рта тошнотворный металлический привкус. С этим Киара кое-как справилась, наскоро умыла лицо и без особой охоты уставилась в висящее над раковиной зеркало. Оттуда хмуро глянула копия покойной матушки, притом в худшие её дни — нервно подрагивающий рот, огромные малахольные глаза, пуще прежнего заострившееся лицо — до того белое, что каждую надоедливую веснушку четко видать.

Впору приглядывать обрыв поживописнее, чтобы с него сигануть. Наследственность — штука такая.

«Прекрати истерику, — жестко оборвала саму себя Киара, до боли вцепившись в край раковины трясущимися руками. — Марк не должен видеть тебя в таком состоянии. Вообще никто не должен! Нет — и точка».

Не должен, но увидел. Потому как не успела она хотя бы немного привести себя в порядок, как тот появился на пороге в ванной с совершенно непередаваемым выражением лица и с пятнами крови на рукаве.

Марк, не говоря ни слова, одним махом сдернул уже давно расстегнутую рубашку с её плеча. В его взгляде, движениях, нервно подрагивающих пальцах чувствовалась паника. А ещё — невероятная злость.

Рану, видимо, неспроста так противно дергает, будто туда опять загнали что-то острое и железное. Нахмурившись, Киара чуть заторможено опустила взгляд и обнаружила, что толстый слой бинтов на груди насквозь пропитался кровью.

— Надо же, — искренне подивилась она, — а я и не заметила…

«Повыпендривалась, твою мать, — Киара задумчиво пощупала влажно-липкие бинты, машинальным кошачьим жестом слизнула кровь с пальцев. — Могла бы выбить у девки нож, и никаких тебе проблем с регенерацией. Но кто ж знал, что он железный?..»

— Не делай так, — нахмурившись, Марк убрал её руку от лица и опустил взгляд к ране на груди. — Я сейчас.

Он отошел к шкафчику в углу и вернулся с внушительной стопкой белоснежных бинтов. Захватил и бутылочку с какой-то мазью, с надписью, кажется, на шафрийском.

— Намажь. Заживляющая.

И, к превеликому удивлению Киары, он вышел из ванной, неприлично громко хлопнув дверью.

— Какие мы, блин, нежные, — проворчала Киара, откупорив пузырек и машинально понюхав содержимое. — Крови, что ли, никогда не видел?

Впрочем, что уж там… Обычные люди, пусть и полицейские, к таким зрелищам относятся иначе, нежели некроманты. Да и у Марка, помимо окровавленных девиц, хватает поводов понервничать: то вампиры чуть не порешат, то собственный куратор.

Когда она вышла, Маркус нашелся на кухне. Мрачный и демонстративно старающийся на неё не смотреть.

— Марк… — попыталась обратиться к нему Киара, усаживаясь на диванчик. Эйнтхартен желанием общаться явно не горел. И прервал её коротким:

— Ешь.

Перед ней поставили огромную тарелку со стейком, кувшин с вином и ещё более огромный пирог. Судя по запаху — с вишней. Аппетита, честно говоря, не было. (Ментальные фокусы тварюги отобьют его кому угодно, даже вечно голодной Киаре.) Но при взгляде на физиономию Эйнтхартена закрадывалось подозрение, что здоровенный кусок мяса в неё запихнут силой. Да и поесть в самом деле необходимо.

Марк уселся напротив, поставив перед собой не меньшую порцию. Правда, без пирога — как известно, боевики сладкое не слишком любят, а в качестве аперитива предпочитают напитки покрепче, чем вино.

Когда с ужином (или с завтраком — демон разберет) было покончено, Киара попыталась вновь обратиться к мрачному донельзя Эйнтхартену:

— Долго ещё беситься будешь? Я понимаю, что вся эта ситуация с Кресселем — полное дерьмо, но теперь-то тебе не грозит разлететься на кусочки. Успокойся уже.

Марк молчал долго. Киара всерьез задумалась о каком-нибудь проклятии немоты, наложенном исподтишка неизвестным доброжелателем. А потом вдруг бросил вилку с ножом и выдал, зло и несдержанно:

— Ты думаешь, меня волнует Крессель? Или собственная защита? Или, мать твою, то, что меня в любой момент могло разнести по кусочкам? Киара, ты всерьез думаешь, что сейчас меня волнует это?

— А почему, раздери меня Бездна, я должна думать как-то по-другому? — неподдельно изумилась Киара.