Сергей Ванин - Стражи времени

Кто-то тронул Василия за плечо. Мигун резко обернулся. Рядом с ним целилась из автомата Тоня.

— Ты чего припёрлась? Вали отсюда! — как можно грубее накинулся на неё Мигун. — Беги, Тонька! Беги, Христа ради!

Но было поздно, немцы уже заметили движение и открыли огонь по пытающимся укрыться в чаще людям. Подпустив фашистов поближе, Мигун принялся стрелять короткими очередями. Два автоматчика ткнулись носами в осевший почерневший снег, четверо продолжали бой. Вражеская пуля просвистела совсем рядом, едва не задев плечо Мигуна. Раздавшийся рядом короткий вскрик, заставил Василия в ужасе обратить внимание на Тоню. Девушка безжизненно лежала ничком. Мигун бережно перевернул ее тело набок. Так и есть! Пуля попала в шею, из ранки в талую снежную кашу текла бордово-красная тонина кровь. Мигун, рванув на груди Тони телогрейку, прижал ухо к сердцу девушки, пытаясь услышать его стук. Но нет, сердце молчало, Тони больше не было.

Звуки стрельбы, гортанные вопли фашистов ворвались в естество Мигуна с новой, злобной, кричащей силой. Он метнулся из своего укрытия и побежал навстречу приближающимся немцам. С момента начала стрельбы прошло не больше минуты, но Василию казалось, что бой длится уже несколько часов. Он всё никак не мог понять, почему немцы бегут к нему так долго, и сам бросился им навстречу, уже не экономя патроны. Теперь были заметны фигуры красноармейцев, спускающихся по косогору вниз, и, преследующих еще одну группу фрицев.

Что-то твердое и горячее ударило Мигуна в ногу, и он рухнул в снег. Но сознание не потерял, а наоборот, еще отчетливее видел каждую сцену схватки. Мигун пытался снова войти в бой и, еле приподнявшись, встал на колени, вскинув оружие, нажал на курок. Коротко плюнув огнем, автомат затих. Бой уже был закончен. Бойцы Красной армии, окружив нескольких, оставшихся в живых, фрицев пинками поднимали их с земли. Те, стоя на коленях и подняв руки вверх, не хотели подниматься, опасаясь, что их расстреляют прямо здесь.

Старшина, с желтыми от махорки усами, подошел к Василию, который стоял, опустив пустой автомат и зажимая рукой сочащуюся из раны кровь.

— Жив, удалец? — старшина достал из вещмешка, висящего у него за спиной, индивидуальный пакет, быстро и умело перевязал Василию ногу. — Ерунда, до свадьбы заживет. Мясо пуля вырвала, кость не задета.

— Кто у вас главный? — спросил Мигун старшину.

— Лейтенант Силаев, — усач ткнул пальцем в долговязого парня, который подходил к их группе со стороны леса.

С Силаевым шло еще человек пятнадцать бойцов.

— Товарищ лейтенант, — Мигун постарался принять строевую стойку, — Вверенный мне командиром партизанского отряда Стожковым обоз с раненными и гражданскими лицами на воссоединение с регулярными частями Красной Армии прибыл, — доложил ефрейтор МГБ Мигун.

— Молодец Мигун. Хвалю, что обоз не промигал! — у лейтенанта было хорошее настроение, и он шутил. — Хорошо мы фрицам вломили, по самую кокарду. Два ихних взвода на нашем участке уложили.

Вместе с Василием бойцы дошли до сосняка и углубились в чащу. Навстречу им выходили обезумевшие от страха люди, не веря в собственное спасение.

Из четырех лошадей остались только две. Посадив на одну подводу совсем обессиливших маленьких детей и стариков, Мигун освободил вторую для тел погибших. Тяжело раненный партизан умер, чуть-чуть не дожив до окончания этого страшного похода.

Этой же ночью оставшиеся в живых партизаны похоронили павших товарищей. Мигун поправил на теле Тони старенькую телогрейку и аккуратно застегнул ее на все пуговицы.

— Прощай, — одними губами выговорил он.

Утром в расположение роты прибыла полуторка для отправки раненых в госпиталь. Ей пришлось сделать несколько рейсов, чтобы увести всех нуждающихся в лечении. Это растянулось почти на сутки. Дело шло медленно. Мешали периодически происходящие налеты немецкой авиации, нещадно бомбившей дорогу в тыл.

Простывший Василий чувствовал себя теперь значительно лучше. Жар спал, перестало ломить тело, горло болело уже меньше. Почти сутки он не спал и не ел. Лейтенант Силаев лечил Мигуна по своей системе. Будучи из семьи старого таежного охотника, Силаев усвоил тамошние правила врачевания, кои не раз применял во вверенном ему воинском подразделении. Для начала лейтенант натер шею, ладони и стопы Мигуна ужасно вонючей мазью. От запаха этого снадобья Василий почти потерял сознание и впал в зыбкое забытьё, которое ни в коей мере нельзя было назвать сном. Мигун несколько часов подряд видел и слышал всё, что происходило вокруг, при этом находясь, как бы вне своего тела. Потом забытьё кончилось. Мигун сонва ощутил себя телесным созданием и стал обильно потеть. Основательно пропотевшего Василия лейтенант стал потчевать горячим чаем и спиртом. Не давая ни крошки съестного, Силаев в строгой очереди менял напитки.

После этого Мигун почувствовал необыкновенную легкость. Есть и спать не хотелось совсем, он практически выздоровел. Однако заботливый Силаев настоял на том, чтобы Василий всё же убыл в госпиталь для продолжения лечения. Последней полуторкой гостеприимную часть покинули Антон и Василий.

По выписке из госпиталя Мигун и Зубарев предстали пред ясные очи дознавателей. Переодевшись в форму рядовых Красной Армии, Антон и Василий были доставлены в особый отдел полка, в состав которого входила рота, спасшая остатки отряда Стожкова от неминуемой гибели. Первым в кабинет был вызван Мигун.

— Заходите, товарищ Мигун, присаживайтесь за стол, — молодой лейтенант указал на отдельно стоящие стол и стул.

Василий сел и пристально посмотрел в чуть простоватое, но приятное лицо гэбешника.

— Возьмите чернильницу, перо, бумагу и напишите все, что с вами произошло. Как вы оказались в отряде, как воевали, как вышли к своим? Пишите подробно, времени у нас много. После этого мы с вами побеседуем.

«Все ясно, — подумал с неприязнью Мигун. — Не зря фон Шлёсс предупреждал, что, сравнивая письменные и устные показания, проще всего поймать человека на несоответствии фактов. Нужно чётко, слово в слово, говорить то, что написано на бумаге. Даже, если показания писались тобой месяц или год назад».

Нехотя, Мигун принялся писать то, что они с Антоном давно уже договорились излагать в своих показаниях.

«Главное, чтобы Зубарев не сплоховал», — думал Василий, старательно выписывая буквы неудобным пером.

Тем временем, лейтенант подошел к двери, ведущей в коридор, где томился ожиданием Антон Зубарев.

— Сержант, веди второго, только в другую комнату. А сам иди сюда, будешь за товарищем Мигуном наблюдать, — лейтенант строго взглянул на Василия.

Заменивший офицера сержант, мордастый здоровенный детина, уставился на Мигуна тупыми коровьими глазами.