Тереза Тур - Она написала любовь [litres]

Но она не спросила. Не успела…

Усталые, с горящими от недавнего счастья глазами, они завтракали вместе, лениво кивая Кассу, что суетился вокруг, подкладывая хозяевам то оладушки с вареньем, то яйца с беконом.

Эльза и Грон лежали под столом, тоже, в свою очередь, наслаждаясь своим собственным, собачьим счастьем. Завтрак был великолепен. Ульрих мяса не пожалел, да и приготовлено оно было отменно! Хозяин и Агата наконец-то ведут себя вполне прилично, а уж сегодняшнее утро…

В эти дни зимнее солнце просто сходило с ума. Яркое, оно слепило глаза, заглядывало в окна, намекая, что до последней предпраздничной недели осталось всего ничего.

Бывший канцлер шел на очередной допрос, а перед глазами она… Маленькая, смешная, в его халате. Поднялась на цыпочки, поцеловала, помахала рукой, а у самой носик уже тянется к печатной машинке. Нырнуть в свою историю и пропасть там до того момента, как он вернется домой. Он гордился своей маленькой писательницей. Ему нравилось, что Агата так увлеклась и как минимум не скучает в его отсутствие. Вот только… Ее никогда не напечатают под женским именем. Это исключено. Под именем мужа? Она на это не пойдет. Да и он не позволит! Под мужским псевдонимом, при его непосредственном влиянии – возможно. Но даже если и так. Что если книга не вызовет интереса? Это будет сильным разочарованием. Ладно, в конце концов, он просто скупит весь тираж. Заплатит журналистам. Напишут несколько статей. Он сделает все, лишь бы она была счастлива!

Солнечные зайчики плясали на стеклах до блеска вымытых витрин магазинов. Перед глазами встала писательница. Она хмурилась, сложив руки на груди и качая головой. Он рассмеялся, прогоняя видение. Ну конечно! Агата не позволит ему вмешиваться – маленький, бесстрашный мастер остросюжетных историй…

Он зашел в табачную лавку, спросил островной табак. Думать о работе не хотелось, но сегодня он должен уговорить Адель согласиться перейти в отдел военной артефакторики. Неограниченный контроль ее жизни со стороны министерства неизбежен. Но это единственный шанс оставить Невидимке жизнь.

– Вам не кажется, господин барон, что ситуация начинает отдавать фарсом? – Сладкий дым островного табака тонкой струйкой вился вокруг тонких длинных пальчиков.

Элегантность. Таинственность. Утонченность. Барон смотрел на Адель и думал о том, сколько же в этой хрупкой молодой женщине силы. Неделя допросов. Грозит смертельный приговор. А она курит так, чтобы у мужчины, который на это смотрит, ныло внизу живота. И у нее… получается.

– Отчего же? – взял себя в руки бывший канцлер.

Каждый следующий допрос он начинал с того, что беседовал с разведчицей. Зачем? Она не сообщала никакой важной информации, ничего не объясняла в мотивах своего поведения. Это даже допросом было нельзя назвать – так, светская беседа.

Но тем не менее каждый день барона фон Гиндельберга начинался именно с этого.

Наверное, в тайне от самого себя он надеялся, что в один прекрасный день солдаты, пряча глаза и отчаянно злясь, сообщат ему, что госпожа фон Генгебах… сбежала?!

– Я устала, Эрик. – Ее низкий, красивый голос вывел бывшего канцлера из задумчивости.

– Пока вы скучали, я руководил любопытнейшей операцией.

Адель покачала головой, словно сомневаясь в способности мужчины ее услышать.

– Вам неинтересно узнать – какой именно?

– Не все женщины любопытны.

На мгновение барон вздрогнул, услышав любимое высказывание Агаты. Надо же…

– Фульд провел титаническую работу. Он изучил все смерти в столице за полгода – именно тогда в ваших руках оказалась «Водяная Смерть». И обнаружил два десятка трупов, подходящих под наш случай.

Адель грустно улыбнулась.

– Один из них – убийца, вина которого так и осталась недоказанной. Тем не менее следователь уверен, что аристократ похищал детей и убивал их.

Та же грустная улыбка. Ни один мускул не дрогнул на красивом лице… «К Всеблагим твое самообладание, Невидимка! Ты же не на допросе врага, Адель. Ну же, помоги мне!» – мысленно взмолился бывший канцлер.

– Следом погибли несколько теневых воротил. – Барон, не теряя надежды, продолжал, не отрывая взгляда от задержанной.

– Они контролировали карточные притоны, публичные дома и… наемных убийц. На их место пришли вежливые и крайне жестокие… военные. Часть подручных они поставили под контроль. Другую, большую часть пустили в расход. Тех, кто торговал наркотиками, – просто уничтожили.

– Да, – спокойно проговорила разведчица, – все верно.

– Верно?! Как и уничтожение нескольких неуловимых банд, которые терроризировали население и которых никак не могли задержать? Все верно?! То есть вы признаете, что за всем этим…

– За всем этим стояла я. – Она жестом попросила дать ей еще одну сигарету. – Порядок наведите в Министерстве внутренних дел. Ловили бы их так, как рассказывали…

– Смерть нескольких чиновников и ряда полицейских?

– Всецело на моей совести! – кивнула разведчица, подмигнув.

– Взять под свою руку преступный мир Отторна… Зачем?

Женщина рассмеялась:

– Могла бы сказать, что желала помочь родной стране. Или лично вам, господин канцлер…

– Я – частное лицо, – оборвал ее Эрик фон Гиндельберг.

Адель насмешливо проронила:

– Если вам нравится так считать, пожалуйста.

– И все же?

– Мне стало скучно.

– И все?

– Все. Разве этого мало? Страшнее скуки может быть только поражение.

– То есть смерть? Вы боитесь смерти, Адель?

– Если ты проиграла, это… Это все равно что смерть, Эрик. А я проиграла. Проиграла тебе…

– То, что ваша вина доказана, – начал было Эрик, – не отменяет возможности.

Но женщина его не слушала:

– Если можно проявить снисхождение к моим людям, то… я прошу!

Барон задумался. Подручные Адель, все как на подбор, – боевые офицеры. Она смогла их увести за собой. Более того – и она, и они делали это на благо Отторна. И если разобраться, в чем-то были правы.

– К ним – понятно. А к вам, Адель?!

– Я проиграла. – Невидимка замолчала, склонив голову набок, и после очень длительной паузы неожиданно произнесла: – Все же я не понимаю, что Людвиг и ты нашли в этой женщине?

– Думаю, Людвиг фон Лингер нашел в ней соавтора. Но отчаянно не желал этого признать.

Эрик не понимал, почему разговаривает с Невидимкой об Агате. Нужно было зацепиться хоть за что-нибудь. Ее холодное безразличие ко всему происходящему просто пугало.

– Глупости. Людвиг – гениален.

– Не стану спорить, но без жены книга бы не получилась, поэтому он и вернулся.

– Это вздор. Ты говоришь мне назло. – Адель равнодушно отмахнулась.

Женщина загасила сигарету. Посмотрела канцлеру в глаза. От ее взгляда позвоночник сковало холодом.