Тереза Тур - Она написала любовь [litres]

– Госпожа Агата! Куда вы?

Ульрих, Майер и Касс… Они смотрели на нее, все трое, с немного раскрасневшимися лицами, горящими глазами. Ком подступил к горлу. Она не подведет! Она все преодолеет. Ради тех, кто не бросил в трудную минуту. Ради тех, кто ее любит.

– Я скоро вернусь. Это недолго. Мне надо… уладить кое-какие дела.

– Да как вы смеете? Мой отец…

Канцлер фон Гиндельберг шел по коридору дворца, когда, подходя к кабинету, в котором обосновался следователь Майнц, услышал высокий девичий голос.

– Вы уж определитесь, – устало проговорил следователь, – вы борец за свободу, готовый идти на смерть, отстаивая политические интересы родной страны, или избалованная дочь высокопоставленного папеньки?

Канцлер усмехнулся – тонко подмечено. Постоял еще немного и бесшумно вошел.

Майнц вытянулся по стойке смирно. Девица недовольно поджала губы.

– Перстень обнаружили? – спросил фон Гиндельберг.

– Так точно. В шкатулке. Среди других драгоценностей.

– Оригинально… И что, его даже не пытались спрятать?

– Никак нет.

– В самом деле? Что ж так, дорогая маркиза? – бросил барон задержанной. – Нам повезло, что эта зеленая с золотым отливом поросль оказалась совершенно неопытна в подобных делах. – Эту фразу канцлер пробормотал, уже обращаясь к Майнцу.

– Наша кровь прольется не просто так. Она прольется за свободу. И, напитанная ею, она придет на нашу многострадальную землю!

– О как… – Склонив голову набок и медленно сложив руки на груди, барон перевел взгляд на следователя. – Кто их так изумительно обработал?

– Отрабатываем связи.

– Мы вам ничего не расскажем! – попыталась обратить на себя внимание девушка, которую уже давно никто не слушал.

– Откуда они взяли яд?

– Все истории начинаются и заканчиваются с одного и того же, – вздохнул следователь, – где взяли яд…

– Именно. Его можно отследить?

– Я требую встречи с адвокатом, – занервничала маркиза. – Допрашивая меня в его отсутствие, вы нарушаете мои гражданские права!

Следователь и канцлер переглянулись. Оба с сожалением посмотрели на миловидную дурочку.

– Ваш отец, равно как и отцы оставшихся пяти «борцов за свободу», что принимали участие в этом нелепом заговоре, в данную минуту находится у короля. Вы об этом знаете?

В глазах маркизы блеснуло торжество.

– Понятно. Догадываетесь. А знаете, о чем все они молят сейчас его величество?

– Они требуют, – девушка выделила это слово, – чтобы нас отпустили. Немедленно!

– Ошибаетесь, – грустно улыбнулся канцлер. – Они умоляют, чтобы опала не коснулась их домов. Чтобы казнили только тех шестерых, что покусились на его величество, и сделали бы это не публично, на глазах у всех, а в камерах, не привлекая особого внимания.

– Это неправда! – послышалось у него за спиной, но канцлер уже направился к двери.

– Найдите того, кто все это затеял, – приказал он Майнцу, уже не оборачиваясь.

В дверях фон Гиндельберг столкнулся с незнакомым ему следователем. Видимо, помощником Майнца. У молодого человека глаза горели от возбуждения:

– Господин Майнц! Господин Майнц! Мы их нашли! Всех!

– Пауль! – рявкнул старший следователь. – Ты… что творишь? Приношу свои извинения, господин канцлер, – пробормотал Майнц, виновато взглянув на сжавшего зубы и слегка побледневшего канцлера. – Это мой…

– Охрана! – позвал господин барон, пока бывший стажер мучительно краснел.

Гвардейцы вошли, печатая шаг.

– Мы вернемся через несколько минут, – обратился к ним следователь Майнц, остро жалея, что во дворце нет нормальных конвойных, при которых задержанный ничего себе не сделает и никуда не исчезнет.

– Глаз не спускать! – добавил от себя канцлер, полностью разделяя опасения следователя.

Уже за дверью Майнц стал негромко отчитывать мальчишку. И совсем не за то, что стажер чуть было не сбил канцлера с ног:

– Сведения! При задержанном! Как можно?!

Они дошли до конца коридора – в остальных кабинетах допрашивали молодых людей – и зашли в пустующую комнату.

– Рассказывайте, Пауль! – приказал следователь Майнц. – Только спокойно.

– Граф проговорился! – возбужденно начал стажер, но, поймав холодный взгляд канцлера, тут же заговорил спокойно: – Молодой граф фон Лик сообщил, что он и его друзья встречались в клубе «Мечи и кубки».

– Закрытый клуб? Не слышал о таком. – Фон Гиндельберг поджал губы.

– Открылся совсем недавно.

– Кто хозяин, выясните! Распорядитесь, чтобы проверили все счета! Надо понять, с кем он связан – с Оклером или с Ганзой – те в последнее время активизировались.

– Думаете, будет след иностранных разведок?

– Уверен. Зачем нашим коллегам из-за рубежа сильный, процветающий Отторн? Правильно, незачем!

Эрик долго смотрел перед собой немигающим взглядом, так, как будто искал ответ на давно мучающий вопрос. Но вскоре, будто очнувшись, вновь повернулся к следователю и спросил:

– Как думаете, Майнц… Всех членов клуба и хозяина арестовывать сразу? Или сначала проследить?

– Если они знают об арестах, то следить бессмысленно. Успеть бы задержать до того, как границу пересекут.

– А если… – начал было стажер, но смутился и замолчал.

– Говорите, Пауль, – одобрительно кивнул барон.

– Если спугнуть и посмотреть, куда побегут?

– Действуйте, – приказал канцлер. – Использовать военных. Подключить разведку.

В коридоре послышались чьи-то шаги. Артефактор вдруг почувствовал холод. Липкий, он пробежал по позвоночнику, добрался до сердца.

– Где господин барон?

Услышав знакомый голос, барон вышел из кабинета. Предчувствие не обмануло. Канцлер посмотрел Фульду в глаза и сухо спросил:

– Кто?

– Адель. Самоубийство. Яд розовой ариньи – «нитки счастья». Смертельная доза.

– Но… Как? Она же…

– Пока не знаю. Я еще не проводил экспертизы. Жду твоего решения. Думаю, ампула была вшита под кожу. Но чтобы точно сказать, где именно, мне надо…

– Не нужно.

– Я предполагал, что ты так скажешь, поэтому ничего не предпринимал.

– Спасибо. – Эрик закрыл глаза и покачал головой.

– Не понимаю! Ты ведь договорился. И…

Барон взмахом руки приказал доктору замолчать:

– После…

Артефактор вышел из дворца и с силой вдохнул в легкие свежий ледяной воздух. На мгновение почувствовал запах ее духов. Закрыл глаза. Они попрощались. Магия, доступная лишь артефакторам.

– Прощай. Прощай и прости, я сделал все, что мог.

Холод едва коснулся щеки, отпустил сердце, вновь пробежался по позвоночнику и исчез. Теперь уже навсегда.

– Я счастлива. Не жалей…

Барон сгреб в перчатку горсть снега, хотел обтереть лицо, но так и застыл, сжимая мокрую ледышку в кулаке. Неизвестно, сколько бы он так простоял, если бы не услышал: