Макс Фрай - Мертвый ноль [litres с оптимизированной обложкой]

С другой стороны, я мог быть просто не в курсе. В Ехо часто случаются происшествия, в которые меня совершенно бессмысленно посвящать.

– …просто все, что сейчас творится в столице, совершенно не по моей части, – бодро завершил я. – Все работают, а я бездельничаю. Поэтому упустил из виду, что у Кофы сейчас главная радость – поспать два часа в сутки лежа, а не десять минут на бегу.

– Ну да, – согласилась леди Лари и улыбнулась своей обычной ласковой беззаботной улыбкой. Но глаза остались печальными. И до меня наконец-то дошло: это вовсе не потому, что ее достал певчий пирожок, все еще торжественно завывающий: «Я открою вам тайну и уйду, сияя, в доспехах!» Дело, к сожалению, не в пирожке.

«Можно к тебе приехать прямо сейчас?»

В целом я именно тот человек, которому можно задавать подобные вопросы после полуночи. Собственно, именно после полуночи и следует их задавать, больше шансов получить ответ: «Конечно, давай».

Но сейчас я так удивился, что первые несколько секунд молчал, как дурак. Просто в моем списке потенциальных кандидатов на роль ночной гостьи имя леди Кенлех, жены Мелифаро стояло в самом конце. Заехать днем, пока муж на службе, или вечером, вместе с ним – вполне обычное дело. Но через два часа после полуночи – это ни в какие ворота. Даже не в форточку. И не в мышиный лаз.

Наконец я спросил: «Что-то случилось?» – Кенлех, мстительно выдержав паузу, не короче моей, ответила: «Все живы, здоровы и целы. Так приехать-то можно, или я не ко времени?»

«Не говори ерунду, ты всегда ко времени. Могла бы вообще не спрашивать. Давай, приезжай».

Потом я добрых полчаса ругал себя, что не предложил зайти за ней, куда скажет, и доставить в Мохнатый Дом. Сиди теперь как дурак, беспокойся, гадай что случилось, жди, пока она сама доберется. Если едет из дома, от Удивительной улицы до нас – не ближний свет.

Отвлекать меня от тревожных мыслей и недобрых предчувствий как назло было некому: гости, если и сидели тут вечером в наше отсутствие, уже разошлись, сэр Шурф на вопрос о ближайших планах мрачно ответил: «Лучше не спрашивай», а мои домашние, включая собак и кошек, совершенствовались в искусстве сновидения, они у меня талантливые, им даже у арварохских буривухов учиться не надо, без всякой учебы отлично дрыхнут без задних ног. Принцесса, до глубины души потрясенная знакомством с бессмертным из древних легенд и певчими пирожками, о которых даже в древних легендах нет ни единого упоминания, едва добравшись до дивана, уснула, как последняя вероломная безудержная негодяйка; я ей так и сказал. Но она, конечно, только улыбнулась во сне и покрепче вцепилась в полу моего лоохи, что само по себе, кстати, было огромным прогрессом: раньше ее успокаивал только телесный контакт.

Если так пойдет дело, скоро можно будет выдать девчонке какую-нибудь мою старую скабу на добрую память и заняться своими делами, – подумал я. Но, вопреки ожиданиям, не особо обрадовался грядущей свободе. Я и правда мгновенно ко всему привыкаю; все, что вчера казалось невыносимым абсурдом, назавтра становится нормальным положением дел. Прекрасно знал об этой своей особенности, но что так быстро перестану тяготиться вынужденным симбиозом с юной шиншийской принцессой, все равно совершенно не ожидал.

Леди Кенлех переступила порог гостиной позже, чем мне хотелось бы, но, следует признать, гораздо раньше, чем я предполагал.

– Если приехала из дома и сама управляла амобилером, это серьезное достижение, можешь выступать в гонках, – сказал я.

– Спасибо, я об этом подумаю, – без тени улыбки сказала Кенлех.

Если в столице Соединенного Королевства однажды догадаются устроить показ мод, главное, что надо будет сделать организаторам – постараться уговорить на участие в этом мероприятии нашу леди Кенлех, тогда успех будет обеспечен: с такой манекенщицей можно втюхать самым разборчивым модникам любую рвань. Вряд ли Кенлех можно назвать красавицей, но ей ни к чему красота. Красавиц в Мире много, а леди Кенлех, живое воплощение шика и элегантности, такая одна.

Пока она шла через всю гостиную, высокая, тонкая, как струна, коротко стриженная, черноглазая, в темно-синем зимнем лоохи с просторным прозрачным капюшоном, блестящих перчатках и мягких сапожках с остромодными широкими, закрученными кверху носами, я, честное слово, сам захотел немедленно так одеться, благо мужская мода в столице Соединенного Королевства отличается от женской только повышенной степенью нетерпимости к отклонениям от нее. Хотя до сих пор прозрачные капюшоны, сверкающие перчатки и закрученные носки сапог казались мне если не воплощением лютого ужаса, то уверенным шагом в этом направлении. И завтра, можно спорить, снова покажутся – при условии, что рядом не будет соответствующим образом одетой Кенлех.

После того, как Кенлех села в кресло, мне сразу же захотелось завести у себя в доме такую прекрасную, элегантную мебель; к счастью, я вовремя вспомнил, что кресло и так мое. При этом в гостиной стояла еще почти дюжина точно таких же кресел, но роскошным выглядело только то, в котором сидела леди Кенлех. Удивительная все-таки разновидность харизмы, больше ни у кого, включая ее сестер-близнецов, такой не встречал.

– Это та самая шиншийская принцесса, которая сейчас всюду за тобой ходит? – шепотом спросила она, указывая на спящую.

– Конечно, та самая, где бы я взял другую? Шиншийский халиф их пока дюжинами всем желающим не раздает. Можешь не шептать, ты ее сейчас, хоть из пушки стреляй, не разбудишь. А даже если разбудишь, перевернется на другой бок и снова уснет. Но вряд ли ты приехала среди ночи только для того, чтобы на нее посмотреть. Выкладывай, что стряслось, не тяни. У меня, сама знаешь, нервы ни к черту. И так чуть не чокнулся, пока тебя ждал.

– Собственно, у меня к тебе только один вопрос, – сказала Кенлех. – Но важный. Я могу какое-то время тут пожить?

– Что?!

– Я хотела бы, если возможно, некоторое время пожить здесь, в Мохнатом Доме, – повторила она, словно и правда поверила, будто я не расслышал. – Ты мне разрешишь?

– Это твой дом ровно в той же степени, что и мой, – напомнил я. – И ваши с сестрами комнаты всегда останутся вашими, даже если тысячу раз скажете, что они вам больше не нужны.

– Спасибо, – улыбнулась Кенлех. – Вроде бы и сама все понимаю, но ты не представляешь, насколько приятно это услышать. Ты вообще извини, что я спрашиваю разрешения, как у чужого человека. И что все так внезапно. Тебе, наверное, неприятно, что я…

– «Неприятно» – не совсем точное определение, – сказал я. – В тайном языке моих предков для подобных состояний сознания есть прекрасный магический термин «охренел». Иными словами, я немножко в шоке. И чуть-чуть в ужасе. И совсем слегка не в себе. Если расскажешь человеческими словами, что у тебя случилось, возможно, спасешь меня от безумия. Это был бы чрезвычайно милосердный жест.