Макс Фрай - Мертвый ноль [litres с оптимизированной обложкой]

– Мы никак не называем это явление, – наконец сказал Иллайуни. – Не в наших обычаях давать имена злу, выходящему за пределы разумных представлений о допустимом. По той же причине, мы о нем почти никогда не говорим. Однако меня самого предостерегали от встречи с чем-то подобным, когда я был ребенком. То есть, по вашим меркам, очень давно. Предостережения оказались напрасны: я так и не встретил ничего подобного, хотя с детства любил странствовать по разным пространствам сновидений, как недолговечным иллюзорным, так и более-менее стабильным, общим для большого числа желающих их посетить. И куда только не забредал. Однако судьба всегда берегла меня от встреч с неведомым того сорта, которому следует оставаться неведомым. С тех пор у меня не было нужды вспоминать об этом явлении и, тем более, о нем говорить.

– А почему ты закричал, когда я начал описывать Пожирателей? – со свойственной мне бестактностью спросил я.

Иллайуни недовольно поморщился, но, как ни странно, ответил:

– Потому что, когда ты сказал о пернатой тьме, я сразу вспомнил, как однажды в детстве мне приснился мой дядя Ба Шумбай Арри Горда Йоннай Вурубан Сай Оренди Имшала. Наяву он всегда был весел и ласков, а в том сне говорил таким суровым тоном, каким даже за самые серьезные провинности не бранят: «Всякое прельстительное, манящее зрелище, следует сперва вывернуть наизнанку и осмотреть ясным взором, чтобы открылась его подлинная природа; какова бы она ни была, оставайся спокоен и делай, что пожелаешь, но если увидишь тьму в форме многокрылого, оперенного червя или змея, сразу уходи, беги, просыпайся, иначе случится вот что», – с этими словами он положил руку на мой затылок, и все исчезло. И, что гораздо хуже, исчез я сам. Ничего от меня не осталось. А потом я проснулся, в первый и последний раз в жизни в слезах – от ужаса перед небытием и одновременно от радости пробуждения. И еще долгое время ходил сам не свой. Дядя Йоннай пришел ко мне наяву, принес подарки, старался утешить. Попросил прощения, что был настолько суров во сне. Объяснил: нет иного способа доходчиво рассказать о самой страшной опасности, подстерегающей молодых на границах между грезами и сновидениями, и убедить ее избегать. Я, конечно, его простил. Однако со временем убедился, что дядя Йоннай совершенно напрасно меня напугал: я оказался достаточно удачлив, чтобы избежать любых опасностей. А без того скверного эпизода, омрачившего мое детство, отлично бы обошелся. Без него мои воспоминания о тех временах были бы гораздо выше в цене. Потому я и закричал, что вспоминать неприятно. Но сержусь не на тебя, а на дядю Йонная. Ты-то ни в чем не виноват.

– Ясно, – вздохнул я. – Извини, что пробудил плохие воспоминания. С этими тварями такая беда – всем о них говорить неприятно, хоть и по разным причинам. Такова, вероятно, специфическая особенность небытия. Я бы не стал мучить тебя этим разговором, просто надеялся, ты знаешь гораздо больше, чем мы. И, например, представляешь, как их уничтожить.

– Понятия не имею, – неохотно признался Иллайуни. – Об этом у нас в семье даже речи не шло. Достаточно было избегать встречи. И все. По правде сказать, я не думаю, что со злом такого рода что-то еще можно сделать.

– Говорят, один из наших Древних Темных Магистров их сожрал, – заметил я. – Но не всех, к сожалению. Только двоих. Зато остальные так испугались, что согласились больше никогда не трогать тех, кто родился в Мире, сколь бы велик ни был соблазн…

– Ну и ради каких злых песков ты тогда мне голову морочишь? – взвился Иллайуни. – Решил, что я слишком хорошо живу? Долго придумывал, как испортить мне настроение, и наконец отыскал способ? Ну что ж, отлично у тебя получилось. Ай, молодец!

– Спасибо, – вежливо поблагодарил я. – Приятно, что ты так высоко оцениваешь мои достижения. Будь у меня цель испортить тебе настроение, до конца дней гордился бы своим успехом. Но, к сожалению, не в моих привычках ставить перед собой столь возвышенные задачи. Я гораздо проще устроен, сам знаешь. И пришел к тебе только потому, что эти пернатые змеи то ли нарушили древний договор, то ли нашли в нем лазейку. По крайней мере, одна тварь покусилась на юную леди, которая пришла со мной.

– Тогда другое дело, – нахмурился Иллайуни. – Дочерей Красной пустыни никому нельзя обижать! – И повернувшись к принцессе, добавил: – Судя по тому, как меня в детстве пугали, тебе крупно повезло, что уцелела. Даже не понимаю, как такое может быть. Ни за что не поверил бы в эти россказни, если бы не умел отличать правду от лжи.

– Это Сэромакс его напугал, – мрачно призналась принцесса. – Я-то и не собиралась спасаться. Мне было хорошо, как никогда прежде. А теперь, наверное, так уже и не будет…

– Ты напугал?.. – Иллайуни вытаращился на меня, словно впервые увидел.

– Случайно. Так получилось. Оказалось, что Пожиратели меня боятся; по крайней мере, этот конкретный точно испугался и удрал, бросив добычу.

– Ты напугал одну из этих тварей, а потом пришел ко мне спрашивать, что с ними делать? – переспросил Иллайуни. И язвительно добавил: – Всегда знал, что логика – не самая сильная твоя сторона. Но чтобы настолько…

– Говорю же, я случайно его напугал. Сам не понял, как это вышло. Не факт, что снова смогу повторить. И тем более не факт, что однажды сумею до них добраться. Говорят, Пожиратели за версту обходят не только могущественных колдунов, но даже просто мало-мальски опытных. Они очень трусливы.

– Ну и в чем тогда проблема? – удивился Иллайуни. – Тебе и твоим друзьям совершенно точно ничего не грозит. Девочка теперь под твоей защитой. Чего еще?

– Кроме меня и моих друзей есть другие люди. Те, кто видит нас во сне. Уж их-то договор точно не защищает. Они родились не в Мире, а черт знает где.

– Ну слушай, – нахмурился Иллайуни. – Это несерьезно. Во Вселенной бесконечное множество обитаемых миров. И разнообразных опасностей… сколько будет, если помножить бесконечность на миллиард? Что, не выходит сосчитать? Ладно, сам знаю, нет такого числа. Если ты с какого-то перепугу решил, будто должен всех от всего защитить, это, уж извини, даже не особо смешно.

– Всех от всего – действительно перебор, – согласился я. – Пусть сами выкручиваются. Но от полного и окончательного бессмысленного небытия все же хотелось бы…

– «Хотелось бы»! – передразнил меня Иллайуни. И примирительно добавил: – Я знаю, что вас, угуландских колдунов, медом не корми дай сделать хоть что-нибудь, представляющееся вам невозможным. И очень высоко эту вашу придурь ценю. Но в тайном языке моих предков, предназначенном для разговоров о магии и больше ни для чего, существуют два слова для обозначения невозможного: «ир-ай-шенкодан» и «гью-шенкодан». Первое употребляют, когда речь идет о невозможном, к которому следует стремиться, на пути к нему даже поражение – стоящий результат. А второе, когда с невозможным не надо иметь никакого дела, даже думать о нем не стоит, только растратишь силу и потеряешь радость. Мне кажется, твои помыслы сейчас устремились в направлении гью-шенкодан, а это крайне нежелательно. Ты не мой ученик и не обязан следовать моим указаниям, поэтому просто по-дружески поверь мне на слово: не надо так.