Ричард Кадри - Шкатулка Судного дня [litres]

– Теперь, когда Фрэнк мертв, мы можем поговорить о слоне, которого мы все не приметили, – вздохнул магистр.

– Что за слон? – поинтересовался Шестой адепт.

– Не надоело умничать? – спросил магистр.

Шестой адепт покачал головой.

– А ты что думаешь, аколит?

Третий аколит тоже покачал головой.

– Боже, – сказал магистр и уронил лицо в ладони. Через мгновение он сказал: – Фрэнк нас обворовывал.

– Обворовывал? – спросил аколит.

– Обворовывал! Что в этом слове тебе не ясно? Он крал священные предметы и продавал их на онлайн-аукционе. Обычно всяким хиппи, которые делали из них четки и все такое.

Третий аколит прищурился.

– Это имеет какое-то отношение к комнате восемь?

– Это имеет непосредственное отношение к комнате восемь, – серьезно кивнул магистр.

Аколит скорчил гримасу.

– Это оттуда теперь воняет?

– Да. То есть внутри ты не был?

– Нет, ваше темнейшество. А нужно?

– Только если хочешь расстаться с завтраком, – сказал Шестой адепт, – точнее, со всеми завтраками, которые ты съел за жизнь.

– Не понимаю.

– Фрэнк взорвался. Точнее, его взорвали, – пояснил магистр, – вы видели видео, где кита подорвали динамитом на пляже в Орегоне?

Третий аколит радостно кивнул:

– Да, сэр. Оно крутое. Ваше темнейшество.

– Тогда представь, что это случилось в помещении. В этом здании. С Фрэнком. В комнате восемь.

– Он взорвался?

– Как пудель в микроволновке, – сказал Шестой адепт, – как будто кто-то размазал по стенкам чили с говядиной.

– По-моему, больше похоже на сто фунтов зельца, – сказал магистр.

– И это тоже, ваше темнейшество.

Третий аколит вздрогнул.

– Можно, я сяду, сэр? Мне что-то нехорошо.

– Конечно. Дай ему стул, адепт.

Шестой адепт прошел в заднюю часть комнаты и вернулся со складным стулом. Третий аколит тяжело рухнул на него.

– Опусти голову между коленей, – велел магистр.

Аколит наклонился и сказал приглушенно:

– Да, ваше темнейшество.

– Если тебя вырвет в священном зале, я…

– Не вырвет.

– Ну, тут довольно мерзко пахнет. Внизу жарят на горелом масле, а из комнаты восемь идут… испарения.

– Все будет хорошо, обещаю, – сказал Третий аколит.

– Молодец, – одобрил магистр, – итак, Шестой адепт, что мы будем делать с комнатой?

– Ваше темнейшество, несколько других адептов и аколитов ее уже убирали, но не смогли справиться до конца. Вы же сами видели.

– Да, понимаю. Но мы должны закончить.

– Конечно. Мы неплохо продвигаемся. Нам понадобится отбеливатель и пара респираторов.

– И ты наверняка хочешь потратить на это деньги ложи? – прищурился магистр.

Шестой адепт виновато переминался с ноги на ногу.

– Ну, это в некотором роде дела ложи, сэр.

– Сколько?

– У меня в куртке список. Подождите минутку…

Магистр махнул рукой.

– Успокойся, я тебе верю. Бери, – он протянул адепту мешочек с десятиной, – возьми деньги отсюда, только принеси сдачу. И чек.

– Да, ваше темнейшество. Спасибо.

Магистр покачал головой:

– Когда мы потеряли место для собраний в Бербанке, все покатилось как снежный ком. Нам нужна комната восемь. Ресторан внизу не приносит денег даже на налоги на здание. Нам нужны жильцы, причем еще вчера.

– Мы работаем над этим, – сказал Шестой адепт.

Магистр наклонился посмотреть на Третьего аколита и тут же пожалел об этом, потому что спину снова пронзила боль.

– Как ты там, аколит? Все еще тошнит?

– Уже лучше, ваше темнейшество, спасибо. Еще бы пару минут…

– Конечно, сколько угодно. Мы же не хотим отмывать еще и вторую комнату.

– Нет, сэр. Спасибо, сэр.

Магистр снова обратился к Шестому адепту:

– И что ты там нашел? Оно поможет нам найти виновника?

Шестой адепт вытащил из шкафа картонную коробку с надписью «Замороженная треска» и принес ее магистру.

– Покажи, – велел старик.

Шестой адепт вынул пластиковый пакет для еды навынос, захваченный в ресторане, и протянул его магистру. Тот достал из него сломанную шкатулку.

– Я ее искал. По крайней мере, теперь мы знаем, что он пытался продать.

– Старую шкатулку?

– Не просто старую шкатулку, – обиделся магистр, – да, это выглядит как старая шкатулка, но Фрэнк, скорее всего, заявил тому, кто превратил его в фарш, что это Сосуд Призыва.

– Который вызывает владыку Аваддона? Никогда раньше его не видел.

Магистр опустил руки.

– Ты и сейчас его не видишь, идиот. Это просто коробка для скрепок.

– Извините.

– Надо же, каким он был дерьмом. Пытался продать нашу главную реликвию. Да он почти заслужил то, что с ним сделали.

– Вы совершенно правы, ваше темнейшество.

Магистр сел поглубже в кресло, чтобы выпрямить спину.

– В твоем сундучке с игрушками что-нибудь осталось?

Шестой адепт поставил коробку и принялся перебирать лежавшие в ней пакеты.

– В основном всякие обломки и остатки, если можно так выразиться. Перстень. Медальон Фрэнка. Несколько зубов, пара золотых. Может быть, есть смысл передать это его семье.

– Все?

– Еще по мелочи, но это интереснее всего. – Шестой адепт передал магистру сложенный клочок бумаги. Клочок высох, но был покрыт грязно-бурыми пятнами.

Магистр развернул его кончиками пальцев и разложил на коленях. Посмотрел на него.

– Что ты мне показываешь? Это реклама ярмарки выпечки.

– Не только, сэр. Посмотрите на нижний край.

Глаза у магистра были уже не те, что прежде. Он прищурился, но разглядел только порнографическую выпечку.

– А что эта овсяная печенька с изюмом делает с кексом?

Шестой адепт нагнулся и указал на нижний уголок флаера:

– Сюда смотрите.

Старик ужаснулся.

Великий темный магистр ложи Кладис Аваддон принадлежал к древнему роду жрецов, который насчитывал много веков. Ложа существовала с тех пор, как люди научились писать. На самом деле, как только первый человек нацарапал что-то, он тут же захотел скрыть это от остальных. Показывать только избранным. Правильным. И тех, кто подглядывал, немедленно убивали. Примерно так и появились тайные общества. Ложа Кладис Аваддон стала одним из первых и самых тайных.

Конечно, об их существовании стало известно во время неприятностей с инквизицией, и на какое-то время ложа была распущена. Ее члены сохранили преданность своему божеству, но теперь поклонялись ему в частном порядке, видя, что инквизиция делает с теми, кого считает еретиками. То есть примерно со всеми. По целому ряду причин никто не хотел подставлять ни одну часть тела под раскаленный металл. Ложа затихла почти на четыреста лет и снова вернулась в 1835 году, когда последний инквизитор снял свой заостренный капюшон, уложил его в чехол для заостренных капюшонов и убрал с глаз долой вместе с тисками для пальцев, железными девами и другими безделушками, служащими для духовного убеждения.