Дебора Харкнесс - Открытие ведьм [litres]

– Добрый вечер, Maman. – Мэтью наклонился и поцеловал мать; она, слегка раздув ноздри, сердито уставилась на меня.

Унюхала, что от Мэтью пахнет мной, поняла я.

– Садись, девочка. – Марта похлопала по дивану рядом с собой, предостерегающе глядя на Изабо.

Та на миг закрыла глаза. Когда они снова открылись, гнев в них сменился чем-то вроде покорности.

– Gab es einen anderen Tod, – сказала она сыну.

Мэтью с недовольной гримасой взял в руки «Вельт». Найден еще один обескровленный труп. Если Изабо хотела таким образом исключить из разговора меня, ее ожидало разочарование.

– Где? – спросила я.

– В Мюнхене, – ответил Мэтью, заслонившись газетой. – Когда же они в конце концов примут какие-то меры?

– Будь осторожен в своих желаниях, Мэтью. Как покатались, Диана?

Мэтью настороженно посмотрел на мать.

– Чудесно. Спасибо, что позволили взять Ракасу. – Я села и принудила себя смотреть в глаза Изабо не мигая.

– Она слишком своенравная, на мой вкус. – Изабо перевела взгляд на сына, который опять спрятался за газетой. – Фиддат гораздо послушнее. С годами я стала ценить в лошадях именно это качество.

«И в сыновьях тоже», – мысленно добавила я.

Марта, ободряюще улыбнувшись, принялась разливать вино. Изабо она подала большой кубок, нам с Мэтью бокалы нормальной величины.

– Спасибо, Maman, – сказал он, принюхавшись.

– Пустяки.

– Нет, не пустяки. Одно из моих любимых – спасибо, что помнишь.

– Другие вампиры тоже любят вино? – спросила я Мэтью, вдыхая перечный запах. – Ты пьешь его все время и ни чуточки не пьянеешь.

– Многие из них любят его куда больше, чем я, – усмехнулся Мэтью. – Наша семья всегда славилась воздержанностью, не так ли, Maman?

– Разве что по части вина, – весьма неэлегантно фыркнула она.

– Вам бы дипломатом быть, Изабо, – заметила я, – с вашим умением отвечать быстро и уклончиво.

Мэтью расхохотался:

– Dieu, вот уж не думал, что мою мать когда-нибудь назовут дипломатом – во всяком случае, не за ее язычок. Из всех видов дипломатии Изабо признает только меч.

Марта хмыкнула, подтверждая его правоту, а наше с Изабо общее негодование развеселило Мэтью еще сильнее.

Атмосфера за ужином была намного теплее, чем прошлым вечером. Мэтью сидел во главе стола, я справа от него, Изабо слева. Марта все время сновала между столовой и кухней, но иногда тоже присаживалась, выпивала глоток вина и принимала участие в разговоре.

Одно блюдо сменялось другим: грибной суп, куропатки, тонкие ломти говядины. Я вслух восхищалась тем, что повариха, которая сама ничего подобного не ест, так замечательно готовит. Марта смущалась, краснела и замахивалась на Мэтью, когда тот рассказывал о ее кулинарных неудачах.

– Помнишь пирог с живыми голубями? – хихикал он. – Никто тебе не сказал, что надо перестать их кормить за сутки до запекания, – ну, они и добавили в начинку… – Это стоило ему подзатыльника.

– Мэтью, – взмолилась Изабо, утирая слезы, – не дразни Марту. С тобой тоже всякое случалось.

– Я помню, – заверила Марта, чей английский улучшался час от часу. Она принесла салат, поставила между Изабо и Мэтью блюдо с орехами и начала загибать пальцы. – Однажды ты затопил замок, решив устроить бассейн на крыше. Потом забыл собрать подати. Была весна, ты заскучал и отправился в Италию на войну. Твой отец на коленях молил короля о прощении. А Нью-Йорк! – с торжеством вскричала она.

Вечер воспоминаний шел своим чередом, однако о прошлом Изабо никто и словом не поминал. Когда всплывало что-то касающееся ее, отца или сестры Мэтью, все искусно меняли тему. Заметив это, я не стала ничего говорить. Пусть все будет так, как удобно им. Я снова почувствовала себя членом семьи – хорошее чувство, даже если семья вампирская.

После ужина мы вернулись в гостиную, где огонь пылал жарче прежнего, – к вечеру в комнате стало почти тепло. Мэтью усадил Изабо, налил ей еще вина и стал возиться с проигрывателем. Мне Марта принесла чай.

– Пей, крепче спать будешь, – велела она, наблюдая за мной.

Изабо тоже смотрела, как я пью, а потом оглянулась на Марту.

Я, вообще-то, не люблю травяной чай, но этот был приятный, с легкой горчинкой.

– Вашего сбора?

– Да. Меня еще мать научила, а я научу тебя. – Она отвернулась от Изабо.

Зазвучала танцевальная музыка. Мэтью освобождал место, сдвигая кресла у камина.

– Voles dancar amb ieu? – спросил он мать, протягивая ей руки.

Сияющая улыбка сделала холодное лицо Изабо невыразимо прекрасным.

– О’кей. – Она вложила свои маленькие руки в его большие, и они дождались начала следующей мелодии.

Фред Астер и Джинджер Роджерс рядом с ними показались бы неуклюжими. Вампиры сходились и расходились, кружились и кланялись. Изабо отзывалась на малейшее прикосновение Мэтью, он воспринимал легчайшие намеки с ее стороны.

Под конец она присела в реверансе, а Мэтью поклонился.

– Что это за танец? – спросила я.

– Он начинался как тарантелла, но Maman любит разнообразие, – объяснил Мэтью, проводив Изабо на место. – Так что в середине мы перешли на вольту, а закончили менуэтом, не так ли?

Изабо кивнула и потрепала его по щеке.

– Ты всегда хорошо танцевал, – с гордостью сказала она.

– Не так хорошо, как ты, а до отца мне тем более далеко. – На лицо Изабо легла тень. Мэтью поцеловал ей руку, и она выдавила легкую улыбку. – Твоя очередь, – объявил он, повернувшись ко мне.

– Я не люблю танцевать, Мэтью, – заартачилась я.

– Не верю. – Он взял меня за правую руку. – Ты изгибаешься под немыслимыми углами, скользишь по воде в узенькой лодочке, скачешь быстрее ветра. Думаю, что танцы – это твое.

Оркестр заиграл нечто парижское из 1920-х годов – труба и ударные.

– Осторожней, Мэтью, – предостерегла Изабо.

– Ничего, Maman, не сломается.

Мэтью положил мне руку на талию и стал направлять. Я пыталась следить, куда ставлю ноги, но от этого получалось еще хуже.

– Расслабься, – шепнул Мэтью, сжав мою талию чуть крепче. – Не надо вести, предоставь это мне.

– Не могу. – Я вцепилась в его плечо, как в спасательный круг.

– Отлично можешь, – сказал он, кружа меня. – Закрой глаза, ни о чем не думай, положись на партнера.

В его руках это оказалось не так уж и трудно. Не видя кружащейся колесом комнаты, я в самом деле расслабилась и перестала беспокоиться, что мы на что-нибудь налетим. Мы двигались в темноте, и мне начинало это нравиться. Я сосредоточилась не на собственных па, а на подсказках его рук и ног. Танец колыхал меня, как вода.

– Мэтью, – снова позвала Изабо. – Le chatoiement [43] Свечение (фр.). .

– Я знаю, – ответил он и добавил, чувствуя, как напряглись мои плечи: – Не бойся ничего, я держу.

Я, не открывая глаз, счастливо вздохнула. Он покружил меня на вытянутой руке, привлек обратно, прижал к себе. Музыка смолкла.