Павел Парфин - Сопротивление бесполезно! [СИ]

— Чего?! — несколько оторопел Гриценко.

— Оставь, Володя, — поморщился Спинов-старший.

— Погоди, папа, я сейчас все объясню. Ты же знаешь, я хочу организовать чат на уровне молекул дезоксирибонуклеиновой кислоты…

— А? — окончательно ошалел Гриценко.

— Ну да — молекул ДНК, — как ни в чем не бывало продолжал Вовка. — По моей теории, в контакт лучше всего вступают те «юзеры», у которых спирали ДНК закручены в практически идентичные «червяки». Такие молекулы способны создать идеальное коммуникативное соединение. Вот если бы удалось по сети слить хромосомы двух «юзеров»…

Вовка бережно промочил марлевым тампоном рану на левом виске Гриценко — рана безостановочно кровоточила.

— Ого! Чем это вас, Сергей Иванович?

— Железякой, — Гриценко шмыгнул носом. — Один молодой подонок.

— Железякой? — переспросил Спинов-старший, присутствовавший при перевязке. — Прутом заехали?

— Да нет. Железяка — это я так, к слову сказал. Та штука из какого-то другого сплава, легче стали будет. Короче, палка с загнутым концом, на клюшку очень смахивает. Только маленькая какая-то, детских размеров. Клюшка для лилипутов, как я ее окрестил.

— Та клюшка совсем не для лилипутов, — сразу сообразил Вовка, — а для игры в гольф. Я как раз недавно о нем читал.

— Неужели у нас в городе кто-то играет в гольф? — удивился даже Спинов-старший.

— Да, а ты что не знал, отец?.. Продвинутые, кажется, создали даже свой гольф-клуб.

— Продвинутые?

— Это те парни, которые ездят по городу в иномарках с откидным верхом, курят трубки, играют в гольф и еще борются с гопниками.

— Так я шо, получается, гопник, мать их! — возмутился Гриценко. А Спинов-старший недовольно заметил: — По-моему, продвинутыми всю жизнь называли таких, как мы с тобой, сын, — программистов и спецов по «железу».

— Брось, папа! Таких, как мы, давно зовут «псами». От слова «писи».

— Это что еще за неучи посмели?!..

— Погодите вы, Спиновы! Вот завелись! — неожиданно повысил голос Гриценко. — Потом разберетесь, кто из вас пес, а кто — так себе… Скажите лучше, где искать тот самый клуб, где гоняют хоккей металлическими клюшками.

— Да не хоккей, Сергей Иванович, — гольф!

— А, один черт! Моя голова не мяч, штобы бить в нее со всей дури!

— …Папа, это и в самом деле для гольфа, — повертев в руках клюшку, признала Маша. Она уже немного успокоилась после рассказа о том, что с ней случилось ночью.

Гриценко, пряча слезы, отвернулся к окну, из которого в комнату лился обычный солнечный свет. Как день может сменяться ночью, а рядом с хорошими людьми уживаются подонки?.. Эх, ну почему Гриценко не ночевал в ту ночь у себя дома?! Ишь ты, неловко ему стало за свою расквашенную морду! А то, что дочь чуть не изна… Считается, считается, считается любое «чуть», когда речь идет о жизни и чести!

Из Машиного рассказа он узнал следующее: по всей видимости, молодые подонки, бросив его избитым, направились прямиком к нему домой. Под предлогом, что «отец срочно просил передать», вынудили Машу открыть дверь. Тот, что похож на француза Маруани, с ходу ударил Машу по лицу, бритоголовый толстяк потащил девушку к кровати, кучерявый попытался сорвать одежду, а плюгавый блондин с мерзкими прилизанными волосами заорал, что будет первым…

Неожиданно Машу выручила соседка по лестничной площадке — вездесущая и скандальная Валентина Сидоровна. Вечно сексуально озабоченная, караулящая любого, кто пересекает их лестничную клетку, и особенно тех, кто разговаривает мужским голосом, она подглядела в глазок, как ни свет ни заря в квартиру Гриценко ввалилось четыре чужих хлопца. Тут же там поднялся сумасшедший гам — ругань, жуткие вопли, грохот падающей мебели, девичий визг, рыдания и отчаянные крики о помощи… Что уж там подумала Валентина Сидоровна, испытывавшая постоянную нехватку мужчин… Неважно, что подумала она, главное — подоспела вовремя.

— …А я им кричу не своим голосом: «Что это вы, насильники, делаете?! Прочь от моей любимой Машеньки!» И они убежали, — громко сербая, Валентина Сидоровна пила чай на кухне у Гриценко. Как подглядела, что Сергей Иванович явился, так сразу же не заставила себя ждать. Продолжала, лукаво поглядывая на осунувшегося Гриценко: — А один из насильников — хам последний, но до чего хорош собой, стервец! Волосы черные, как смоль. Глазища наглые горят — попробуй перед такими устоять!.. Сергей Иваныч, слыхала я, от вас жена подалась… — вдруг безо всякого перехода спросила Валентина Сидоровна. Глаза у соседки хищно блеснули.

— Ну все, вам пора! Приходите в следующий раз, еще чаю нальем, а на сегодня довольно, — бесцеремонно начал выпроваживать соседку Гриценко. Когда они с дочерью опять остались вдвоем, Машка сказала, расставляя на полке вымытые чашки:

— По-моему, я знаю того, кто меня ударил. С ним встречается девчонка в моем классе…

— Он тоже учится в школе? — почему-то удивился Гриценко.

— Нет, где-то работает и… Да, припоминаю, Инка рассказывала: он заядлый игрок в гольф. Ходит по вечерам в какой-то клуб, который совсем недавно открылся.

— Гольф-клуб, — подсказал Гриценко. — Маша, узнай у своей подружки, где этот клуб. И еще спроси, как зовут ее парня. Как бы между прочим спроси.

— Зачем тебе, папа? Ты хочешь его проучить? Не надо, прошу тебя! Ему все сходит с рук…

— Маша, дочка моя, так надо! Я слишком долго всем все прощал.

Вечером, когда сумерки слизали с неба, фасадов домов и пыльных крон деревьев последние краски дня, Гриценко отправился на поиски пресловутого гольф-клуба. Судя по информации, которую выведала у подружки дочь, клуб находился в той части старого города, застроенного одноэтажными частными домами, где еще сохранились особнячки постройки начала прошлого века.

Отыскать гольф-клуб оказалось несложно. Он находился почти у самой реки, в начале поднимавшегося от серебристо-зеленого Пела тихого Чугуевского переулка, прямо поперек него, образовав таким образом тупик. Еще издалека Гриценко увидел решетчатый металлический забор, пустырь за ним и смутные в сумерках очертания большого одноэтажного дома. Когда Гриценко наконец подошел и вблизи рассмотрел место, где должен был совершить свою месть, его поразили три вещи. Во-первых, забор. Решетки, из которых он был собран, представляли собой фрагменты разных заборов или оградок, отличаясь между собой высотой и толщиной прутьев, количеством и формой стальных и чугунных кренделей, розеток, спиралей и прочих финтифлюшек, одновременно украшавших и укреплявших решетки. Здесь были ковка и литье. Чувствовался стиль, точнее, смешение стилей, кое-где, правда, выглядевшее несколько тяжеловато и бестолково из-за избытка вычурных завитушек и розеток. Но в целом забор впечатлял. «Старая работа, — одобрительно отметил про себя Гриценко. — Ручная… Я так, мабуть, сразу и не смогу. Денек-другой понадобится, чтобы приноровиться».