Ди Карт - Скользкая дорога

— Да-а-а, — протянула Валерия, — сейчас они с Арманду дело Кравица закончат и точно получат по звезде.

— Завтра дело в суд передают. Лукас особо не распространяется о работе, но насколько я понимаю из обрывков его разговоров с капитаном Тоцци, там прямо железобетонные улики есть. С ума сойти! Член Палаты! И такое обвинение…

— Посмотрим. Время покажет. Время вообще самый лучший судья. Лучше еще не придумали.

По пути на работу в университет Кентукки профессор Филипп Мартинез открыл новости. Главным событием сегодняшнего дня, по-видимому, станет очередное заседание по делу Тима Кравица. Мартинез вывел на стекло левипода репортаж «Шелл Ньюз»:

«В суде Сан-Паулу проводится пятое по счету слушание по обвинению члена Палаты Тима Кравица в убийстве своей жены, профессора Сиднейского университета Стефани Джефферсон. Напомню, что в рассмотрении дела участвуют присяжные, а председательствует на процессе федеральный судья Уилма Сальгадо. Новейшая история не знает прецедентов, чтобы высшее должностное лицо планеты оказалось на скамье подсудимых. Однако — все равны перед законом, и, по мнению опрошенных нашим изданием экспертов, судья Сальгадо предельно четко ведет процесс, не давая поблажек защите, но и весьма жестко пресекая любые попытки обвинения перетянуть одеяло на себя. К настоящему моменту обвинение предоставило в качестве доказательств внушительное количество записей телефонных разговоров между супругами общей продолжительностью более шести часов, заключение судебно-медицинской экспертизы, аналитику психологических портретов каждого из супругов, геолокационные данные. Если честно, мне очень хотелось бы думать, что речь все еще идет о какой-то ошибке. Не верится, что этот почтенный господин мог пойти на такой шаг, но с каждым новым доказательством моя уверенность тает. Предлагаю послушать, какие улики на этот раз предоставит окружной прокурор».

Мартинез зашел в кабинет, не переставая следить за ходом процесса через свой визуалайзер. Новостное издание «Шелл Ньюз» крупным планом показало темнокожую судью Уилму Сальгадо. Ее лицо было спокойным, словно она разрешала бракоразводный спор, а не дело, которое еще долго сохранит свой след в истории. Судья повернулась к прокурору:

— Господин Брасио, прошу вас, если обвинение располагает другими доказательствами причастности подсудимого к совершению преступления, суд готов их исследовать.

— Ваша честь, — ответил судье низкорослый пожилой мужчина лет восьмидесяти, — мы просим суд вызвать секретного свидетеля обвинения, госпожу Беранжер Пьярд.

— Что ж, это ваше право, — кивнула судья. — Если вы обеспечили явку свидетеля, я готова ее выслушать.

В зал зашла неопределенного возраста худощавая женщина. Взгляд ее был диким, словно в помещение выпустили зверька, которого поймали в лесу и впервые показали людям. Она осторожно шла от дверей зала заседаний к свидетельской трибуне, озираясь по сторонам и теребя пальцами шарфик. Когда свидетель заняла свое место, судья мягко сказала ей:

— Не переживайте, пожалуйста. Вы свидетель, и вас позвали сюда, чтобы вы помогли нам разобраться в данном уголовном деле. Сейчас вы получите от секретаря заседания запрос на подтверждение личности и должны его одобрить. Это закон.

— Здравствуйте, — тихо ответила ей женщина, хотя судья с ней и не здоровалась. — Получила, да. Одобрила.

— Очень хорошо. Тем не менее я прошу вас под протокол представиться, сообщить свой возраст, а также место рождения и работы.

— Можно отвечать? — испуганно уточнила женщина.

— Да, — все так же спокойно ответила ей невозмутимая судья.

— Хорошо. Меня зовут Беранжер. Фамилия Пьярд. Это от матери фамилия. Отца я не знала, поэтому носила фамилию матери. Мама сама так решила…

— Возраст, место работы и место рождения, — интонацией специалиста психиатрической службы повторила судья.

— Мне 41 год. Родилась я в Ницце. Сейчас не работаю, но уже скоро выйду на новое место.

— А чем занимались до того, как утратили работу?

— Я работала домработницей у госпожи Джефферсон. И у господина Кравица.

— Вы хорошо знаете Тима Кравица? И хорошо ли знали погибшую? — спросила судья.

— Хорошо? Нет, я бы не сказала, что хорошо. Я у них работала домработницей. Общалась с ними только по делам.

— Этого достаточно. У вас есть какие-то основания оговорить господина Кравица? Может быть, неприязненное отношение, ненависть — что-то такое?

— Ой, ну что вы! — улыбнулась свидетель, взглянув на Кравица. — Как же можно! Такой уважаемый человек! Какая уж тут ненависть!

— С моей стороны пока все, спасибо, — удовлетворенно сказала судья, постукивая пальцами по подлокотнику своего кресла, а потом обратилась к прокурору:

— Господин Брасио, поскольку это свидетель обвинения, вы можете начать допрос.

— Благодарю, Ваша честь, — почти неслышно ответил ей прокурор. — Госпожа Пьярд, как долго вы проработали домработницей в семье Кравица-Джефферсон?

— Мне кажется, — женщина посмотрела в потолок, — месяцев шесть. Да, определенно шесть.

— Вас нанимала сама покойная?

— Нанимала госпожа Джефферсон, да. Какая же чудесная была женщина… — губы Беранжер Пьярд затряслись.

— Хорошо. Что входило в ваши служебные обязанности?

— Госпожа Джефферсон очень много работала. Поэтому все, что так или иначе было связано с домом, я по ее просьбе взяла на себя. И уборка, и корреспонденция, и обновление систем, и готовка — все это мне нужно было обеспечивать. По сути, я делала так, чтобы она приходила к себе домой без ощущения, что ей после работы надо еще чем-то заниматься.

— Господин Кравиц проживал с ней? — послышался очередной вопрос прокурора.

— Да. Он к ней приехал незадолго до того, как я туда пришла.

— Вы знаете, где жил ее супруг до этого?

— Да, конечно. Она рассказывала, что живут они с мужем в Австралии, что она приехала сюда, в Сан-Паулу, по контракту, и что муж ее сначала остался в Сиднее.

— Почему муж к ней вдруг приехал? Знали вы?

— Нет, не знала. Никто со мной на эти темы не разговаривал.

— Как у них складывались отношения?

— Могу только свое ощущение сказать…

— Скажите.

— У меня было чувство, что они не муж и жена. Холодно общались. Я бы сказала, что почти не общались.

— Ссоры, ругань? Было такое? — уточнил прокурор.

— Поначалу не было. А вот через месяц где-то как пошло… Ругались часто, на повышенных тонах разговаривали.

— О чем?

— Вы знаете, я не слушала. Я слышала, конечно, но не слушала. Вообще старалась не лезть. Это не мое дело, понимаете?

— То есть совсем не знаете, из-за чего они ссорились?

— Можно и так сказать, — ответила свидетель. — Разве что примерно за месяц до того, как госпожа Джефферсон умерла, они говорили о ребенке каком-то.