Юрий Бедзик - Великий день инков

— Вы уверены, что русские принесут дождевую тучу?

— Более того, доктор. Это будет гроза, благодатная и свежая. Они расскажут миру правду, которая поколеблет трон маленького тирана. Объективное свидетельство знаменитого ученого, взгляд за кулисы кровавого балагана...

Доктор Коэльо согласен с ним. Надо вступить в контакт с профессором и предложить ему свои услуги. Даже охрану. Можно выделить для этого третий отряд из поселка Моко. Доктор Коэльо готов отдать приказ. Рука его тянется в карман с карандашом и блокнотом. Но вдруг он замечает отрицающий жест Филиппе Россарио. Филипп против? Да, Филипп решительно против. Филипп объясняет, что советские люди могут только сочувствовать волонтерам, однако они ни за что не будут вмешиваться в борьбу и не примут помощи повстанцев, чтобы не нарываться на конфликт с правительством. Профессор Крутояр и его друзья — путешественники, иностранцы, за их действиями следит мировая общественность, и поэтому нельзя давать повод для обвинения их в поддержке «революционных элементов».

— Вы правы, сеньор Россарио, — соглашается доктор Коэльо. — Но все же с нашей стороны было бы преступлением остаться вполне беспристрастными.

— И что вы предлагаете?

— Мы должны следить за ними, следить за каждым их шагом. Если Себастьян Оливьеро попытается совершить какую-то подлость, то придется помешать ему.

За деревьями слышны голоса, топот ног, трещат кусты, ржут кони. Группа бойцов выходит на поляну. Среди них — Мигель и Антонио. Сын и отец, измученные, оборванные, с бледными лицами и впалыми лихорадочными глазами. Мигель ходил в разведку и должен был расспросить о судьбе "Виргинии", о судьбе неизвестной женщины... Доктор Коэльо сердцем чует, что он не принес ему ничего утешительного, и поэтому ждет рапорта с нахмуренным и строгим лицом.

— Да, ничего хорошего, — говорит Мигель, молодой, широкоплечий, с нежными глазами, в серых полотняных штанах и разодранной рубахе, с патронташем на поясе и через плечо. Держа за локоть худенького отца, он докладывает о событиях в поселке. И вдруг его глаза останавливаются на лице брата.

— Филипп!

— Мигель!

Старый Антонио видит, как сыновья его упали друг другу в объятия. Его сыновья, его кровь! Они забыли о командире, обо всем на свете, они тормошат друг друга, заглядывают друг другу в самое сердце. Мигель показывает на отца, и Филипп бросается к нему.

— Я бы тебя никогда не узнал, старый колдун!

На глазах у него выступают слезы, и он хмуро щурится, выжимая соленую влажность на свои загорелые, грубые щеки.

Доктор Коэльо нервным движением руки поправляет на голове перевязку, ему больно, досадно, горько. Чужая радость будто еще больше накаляет боль его сердца. Они смеются, эти трое добрых людей. Но один из них принес с собой страшную весть...

Мигель перехватывает напряжений, ожидающий взгляд командира, и вдруг, вспомнив все, подходит к нему.

— Простите, сеньор доктор!

— Я слушаю тебя, Мигель.

Три коротких слова принес с собой Мигель, коротких, как молния, и болезненных, как рана от мачете: "Сеньора Эрнестина умерла". Он не скажет их. Для чего повторять то, что уже сказали глаза и вся его растрепанная фигура? И разве родительское сердце доктора Коэльо не постигло давно, на кого поднял грязную руку Себастьян Оливьеро? Да, да Себастьян Оливьеро смертельно ранил сеньору еще на "Виргинии" и поджег ланчию...

Слабый голос Мигеля вплетается в родительское горе доктора Коэльо, жгучей удавкой сжимает его грудь.

— Мулатка Мерфи рассказала мне, что к сеньоре заходил какой-то индеец, — говорит Мигель. — Наверное, ее друг, ее посланник.

— Ее друг, ты прав, Мигель, — монотонно, с измученным спокойствием говорит доктор Коэльо.

— Мулатка Мерфи не знает, куда пошел индеец. Он исчез бесследно. Он очень боялся встретиться с полицией...

— Он должен бояться полиции, Мигель. Что же дальше?

Мигелю больше ничего говорить, он молчит, ловит в себе какие-то мысли, переступает с ноги на ногу и вдруг, улыбнувшись, сказал:

— Я видел сегодня утром людей сеньора Крутояра. Они собираются отправляться в дорогу. Слышал, что намерены путешествовать в глубину сельвы.

Доктор Коэльо благодарит Мигеля. Затем отводит в сторону Филиппе Россарио, и они, такие не похожие друг на друга — сильный, плечистый рабочий и старенький, седобородый дедушка с белой повязкой на голове, — оценивают последние новости.

— Сигнал прибыл, — говорит доктор Коэльо.

— Да, скоро будем выступать, — говорит Филипп Россарио. — Не сегодня-завтра зажжем сигнальный огонь на вершине Комо. Связист где-то рядом, он ищет нас.

Доктор Коэльо ощупывает рукой рану, хмурит брови. Подняв вдруг голову, кричит в гущу:

— Орнандо!

Смуглый юноша в элегантном, широкополом сомбреро вырывается из кустов. Вся его стройная, упругая фигура светится молодецкой силой.

— Ты пойдешь в поселок Курумба для встречи с посланником "Виргинии".

— Я готов, отец!

— И по дороге расспросишь у индейцев арекуна о русских. Ты понимаешь меня, Орнандо?

Конечно же, он понимает. В подброшенной к шляпе руке, в широко раскрытых глазах горит желание быстрее приступить к нелегкому делу. Он мигом доберется, куда надо. А если негодяй Оливьеро, этот подлый, ничтожный пес, вознамерится помешать уважаемому советскому сеньору, то Орнандо напомнит о себе. Никогда еще его рука не промахивались.

Коэльо видит, как смуглая сыновья ладонь тяжело ложится на кобуру пистолета.

— Правильно, Орнандо! — наклоняет доктор раненую голову. — Возьми с собой Мигеля Россарио.

Добродушный великан, как будто уже давно ждет приказа, сливается мощным плечом с жилистым, гибким телом молодого креола. Двое друзей готовы к делу.

Им подводят лошадей, оседланных, с притороченными гранатными сумками.

— В дорогу! — подтягивается всем телом доктор Коэльо.

— Счастливо, отец! — кричит Орнандо и первый берется за луку седла.

Бойцы, собравшиеся на поляне, выкрикивают какие-то прощальные слова, желают счастливого возвращения. Гудит тревожно сельва, слышны удары ближнего грома.

Старый Коэльо смотрит вслед всадникам. В его глазах все ярче вспыхивают огоньки наступающей бури. Поправив перевязку на голове, он грустно улыбается. Что готовит ему гроза? Какие еще штормы пронесутся над этой израненной и вечно юной землей.

Себастьян Оливьеро нервничал. Первым признаком, свидетельствующим о его крайне возбужденном состоянии, был расстегнутый воротник френча. Френч давил комиссара, как петля виселицы.

Сержант Аркаялис стоял на пороге комнаты и подобострастно смотрел на своего шефа. Одутловатая рожа сержанта раздражала Оливьеро. При других обстоятельствах можно было бы выместить злобу на этом коренастом дураке. Но сегодня надо сдерживаться. Сержант Аркаялис после ночного боя провел два часа в обществе с Бракватистою, который пригласил его, как близкого друга, на охоту в бамбуковую рощу. Сержант Аркаялис чувствует себя персоной. Ого, еще какой персоной!