Макс Фрай - Сновидения Ехо

– Да, именно так и есть.

– Это я очень хорошо понимаю.

– Знаю, что понимаешь.

Ну да.

– А что именно ты тогда с собой сделал? – спросил я. – В чем выражается вред твоего проклятия? Ты учти, я все-таки знаю тебя уже довольно много лет. И вижу, что живется тебе совсем непросто. А все-таки с каждым годом все лучше. И ничего такого, с чем ты не мог бы справиться, в твоей жизни, по-моему, уже давно не осталось. Я хочу сказать, на проклятого ты как-то не очень похож.

– Я и сам в последнее время так думал. Но оказывается, в некоторых случаях, когда человек достаточно силен, удачлив и живуч, проклятием он наносит вред не столько себе, сколько своей Тени.

– Тени? – растерялся я. – И что же случилось с твоей Тенью?

– Этого я не знаю. Подробностей Магистр Хонна мне не сообщил. Только сказал, что моя Тень, скорее всего, очень могущественное существо – если уж до сих пор жива. Но живется ей определенно несладко. И ее гибель – просто вопрос времени.

– Как это – гибель? Тень что, может вот так просто взять и умереть?

– Иногда, получается, может.

– Но они же не люди!

– Нет, конечно. Как я понимаю, наши Тени – существа, по своей природе близкие скорее стихиям, чем людям. На самом деле, о них практически ничего не известно; маги древности определенно знали больше, чем мы, но тщательно оберегали эту информацию от распространения.

– Гады такие.

– Не стану делать вид, будто не разделяю твоих чувств. С другой стороны, вряд ли подобный опыт возможно передать посредством письменной речи. Ты сам встречался с Тенью Короля Мёнина [78], однако достоверных знаний о ее природе у тебя, как и у множества твоих предшественников, которым посчастливилось взаимодействовать со своей или чужой Тенью, после этой встречи не прибавилось. Впрочем, неважно. Речь сейчас о том, что обычно наши Тени живут чуть ли не вечно; во всяком случае, несравнимо дольше, чем мы. Сторонники теории принца-странника Халайме Клакка о множественности жизней считают, что одна и та же Тень постоянно сопровождает человека на протяжении всех его перерождений, а в финале они навсегда заключают друг друга в объятия. В одной из немногих дошедших до нас древних легенд говорится, будто Тень всегда встречает своего второго на пороге смерти и помогает выбрать правильный путь – к новому рождению, которое будет выгодно для обеих заинтересованных сторон; проверить эту гипотезу, сам понимаешь, пока не представляется возможным, но внутреннего протеста она, в отличие от большинства теорий о посмертном существовании, у меня не вызывает. При этом прижизненное знакомство с собственной Тенью традиционно считается чем-то вроде гарантии бессмертия. Но вообще ту или иную помощь от своей Тени получает каждый, сознает он это или нет. Сила у нас, в некотором смысле, одна на двоих, и возрастает у обоих по мере приближения друг к другу – это то немногое, что можно утверждать более-менее уверенно.

– Как же все сложно устроено! – вздохнул я.

– Да, непросто. Зато очень красиво. И чем больше узнаешь о подлинных принципах устройства бытия, тем очевидней их красота.

– Так, стоп. С красотой бытия разберемся позже. Ты мне вот что скажи: твоя Тень пока точно жива?

– Судя по тому, что я до сих пор не начал стремительно утрачивать могущество, да.

– Не начал – что?!

– Колдун без Тени ничего не стоит, Макс. В этом деле, видишь ли, вообще все зависит от них. Когда человек рождается с выдающимися способностями к магии, это означает, что у него могущественная Тень. Ну, то есть, по нашим меркам они все могущественные существа, но ясно, что Тени, как и люди, вовсе не равны друг другу. И, разумеется, тоже изменяются в течение жизни – одни набирают силу, другие ее теряют, все как у нас. И абсолютно неуязвимыми они, к сожалению, не являются.

– Ладно. Теперь скажи вот что: если твоя Тень умрет, ты тоже сразу умрешь или только утратишь могущество? – прямо спросил я.

– Второе, – коротко ответил Шурф. И тихо, почти не размыкая губ, добавил: – К сожалению.

Но глупо было бы делать вид, что я не расслышал.

– Ясно, – кивнул я. – И умирать тебе потом будет непросто, да? Не на кого там опереться.

– Именно так. И еще вопрос, останется ли от меня к тому времени хоть что-то нуждающееся в такой опоре.

– Не перегибай палку.

– Я просто говорю, как есть. Любой маг – это не столько личность, сколько непрерывный процесс трансформации силы, с которой мы постоянно имеем дело. Не станет силы, процесс остановится. И мы сразу окажемся перед вечным вопросом: куда девается ветер, когда перестает дуть? Правильный ответ: никуда. Некому куда-то деваться. Ветер – это само дуновение, а не воспоминание о том, как кто-то когда-то зачем-то дул.

Я молчал, совершенно потрясенный его словами. Бывают вещи, о которых не задумываешься, пока кто-нибудь не произнесет их вслух. Но, раз услышав, понимаешь, что знал это всю жизнь. По крайней мере, всегда жил так, словно знаешь. Нелепо притворяться перед собой, будто это не так.

– Если посмотреть со стороны, выходит забавная и поучительная картина, – хладнокровно сказал Шурф. – Когда-то в юности я сделал смыслом своей жизни победу воли над смертью. Все, что случилось со мной потом, – следствие этого выбора. Как бы трудно мне ни приходилось до сих пор, на самом деле, было легко, потому что смысл оставался со мной и был предельно ясен. Теперь я выяснил, что проиграл свою битву в самом начале. Следовательно, моего драгоценного смысла больше нет, а любой другой меня не устроит. Все, что мне остается, – научиться жить вовсе без смысла. Безупречность ради безупречности. Просто потому, что все остальные варианты оскорбляют мое чувство прекрасного.

– Погоди, – попросил я. – Прежде, чем учиться жить вовсе без смысла, следует попробовать его вернуть. Поэтому давай разбираться по порядку.

– Да не с чем тут разбираться.

– Мне – есть. Прежде, чем играть, надо посмотреть, какие карты тебе сдали. Хороши они или плохи, дело десятое. Главное – знать.

– Ты так говоришь, словно это твоя игра.

– Ну естественно, – нетерпеливо кивнул я.

– Извини, но вообще-то моя.

– Это твое мнение. Но при всем уважении оно не единственное. Не забывай, с моей точки зрения, ты – просто козырный туз. Который, конечно, по правилам, может быть побит соответствующим набором мелких карт. Но знаешь что? Даже когда я только учился играть в «Крак», а моим противником был Джуффин со всеми этими его хитрыми кеттарийскими приемчиками, подобной ситуации я не допустил ни разу. Проигрывал ему, конечно, часто, но по другим причинам. Поэтому соглашайся.

– На что?

– Быть тузом в моей колоде. Я тебя не сдам.

Вообще-то Шурф имел полное право на меня рассердиться. Могу представить, как взбесился бы на его месте я сам. Но вместо того, чтобы выкинуть меня в окно, он медленно вдохнул, еще более медленно выдохнул и сказал: