Аркадий Стругацкий - Отель «У погибшего альпиниста». Повесть

Да, разговорился Луарвик. И откуда что берется!

- Эмигрант откуда? - спросил я.

- Не надо таких вопросов. Не могу сказать. Честь. Никакого вреда вашей стране.

- Но вы мне уже сказали, что вы швед.

- Швед? Не говорил. Эмигрант, политический изгнанник.

- Прошу прощения, - сказал я. - Час назад вы сказали мне, что вы швед. Что вы даже в большой степени швед. А теперь отказываетесь?

- Не знаю… не помню… - забормотал он. - Плохо себя чувствую. Боюсь. Надо скорее чемодан.

Чем больше он меня торопил, тем меньше я был склонен спешить. Мне все было ясно: он врал, и врал страшно неумело.

- Где вы живете? - спросил я.

- Не могу сказать.

- На чем вы ехали сюда?

- Машина.

- Какой марки?

- Марки?.. Черный, большой.

- Вы не знаете марки своего автомобиля?

- Не знаю, он не мой.

- Но вы же механик. - сказал я со злорадством. - Какой же вы, к черту, механик, да еще водитель, если вы не разбираетесь в автомобилях?

- Дайте мне чемодан, иначе будет несчастье.

- А что вы будете делать с этим чемоданом?

- Быстро увезу.

- Куда? Вы же знаете, лавина завалила дорогу.

- Это все равно. Увезу подальше. Попробую разрядить. Если не сумею, убегу. Пусть лежит там.

- Хорошо, - сказал я и соскочил со стола. - Поехали.

- Как?

- На моей машине. У меня хорошая машина, марки «Москвич». Возьмем чемодан. Отвезем подальше, посмотрим.

Он не двинулся с места.

- Вам не надо. Очень опасно.

- Ничего. Я рискну. Ну?

Он сидел неподвижно и молчал.

- Чего же вы сидите? - спросил я. - Ведь опасно, надо скорее.

- Не годится. - сказал он наконец. - Попробуем по-другому. Не хотите отдать чемодан, тогда продайте. А?

- То есть? - сказал я, снова присаживаясь на край стола.

- Я даю деньги, много денег. Вы даете мне чемодан. Никто ничего не узнает, все довольны. Вы нашли чемодан, я его купил. Все.

- И сколько же вы мне дадите? - спросил я.

- Много. Сколько хотите. Вот.

Он полез за пазуху и вытащил толстенную пачку банкнот. В натуре я видел такие пачки только один раз - в Государственном банке, когда вел там дело о подлоге.

- Сколько здесь? - спросил я.

- Мало? Тогда еще вот.

Он полез в боковой карман и вытащил еще одну такую же пачку и тоже бросил ее на стол рядом со мной.

- Сколько здесь денег? - спросил я.

- Какая разница? - удивился он. - Все - ваше.

- Очень большая разница. Вы знаете, сколько здесь денег?

Он молчал, глаза его то съезжались, то разъезжались.

- Так. Не знаете. А где вы их взяли?

- Это мои.

- Бросьте, Луарвик. Кто вам их дал? Вы же явились сюда с пустыми карманами. Мозес, больше некому. Так?

- Вы не хотите деньги?

- Вот что, - сказал я. - Эти деньги я конфискую, а вас привлекаю за попытку подкупа должностного лица. Вы вляпались в очень нехорошую историю, Луарвик.. Вам остается одно: говорите все начистоту. Кто вы такой?

- Вы взяли деньги? - осведомился Луарвик.

- Я их конфисковал.

- Конфисковал… Хорошо, - сказал он. - А где чемодан?

- Вы не понимаете, что такое «конфисковал»? - сказал я. - Спросите у Мозеса… Итак, кто вы такой?

Не говоря ни слова, он встал и направился к двери. Я сгреб деньги и пошел за ним следом. Мы прошли по коридору и стали спускаться по лестнице.

- Вы напрасно не отдаете чемодан, - сказал Луарвик. - Это не будет вам полезно.

- Не угрожайте, - напомнил я.

- Вы будете причиной большого несчастья.

- Хватит врать, - сказал я. - Не хотите говорить правду - дело ваше. Но вы уже влипли по уши, Луарвик, и утянули за собой Мозеса. Теперь вы легко не отделаетесь. С часу на час сюда приедет полиция, и вам все равно придется рассказать правду… Стоп! Не туда. Идите за мной.

Я взял его за пустой рукав и отвел в контору. Потом я позвал хозяина и в его присутствии пересчитал деньги и написал протокол. Хозяин тоже пересчитал деньги - денег оказалось больше восьмидесяти тысяч, мое жалованье за восемь лет беспорочной службы, - и подписал протокол.

Все это время Луарвик стоял поодаль, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, как человек, которому хочется уйти как можно скорее.

- Подпишите, - сказал я, протягивая ему авторучку.

Он взял ручку, внимательно оглядел ее и осторожно положил на стол.

- Нет, - сказал он. - Я пойду.

- Как хотите, - сказал я. - Вашего положения это не изменит.

Он сейчас же повернулся и вышел, задев плечом за косяк. Мы с хозяином посмотрели друг на друга.

- Зачем он хотел вас подкупить? - спросил хозяин. - Что ему было надо?

- Чемодан, - сказал я.

- Какой чемодан?

- Чемодан Олафа, который стоит у вас в сейфе… - Я достал ключ и открыл сейф. - Вот этот вот.

- Он стоит восемьдесят тысяч? - спросил хозяин с уважением.

- Он стоит, наверное, гораздо больше. Тут какая-то темная история. Алек. - Я сложил деньги в сейф, снова запер тяжелую дверцу, а протокол положил в карман.

- Кто же этот Луарвик? - задумчиво сказал хозяин. - Откуда у него столько денег?

- У Луарвика не было ни гроша. Деньги ему дал Мозес, больше некому.

Хозяин поднял было толстый палец, чтобы что-то сказать, но раздумал. Вместо этого он энергично потер толстый подбородок, гаркнул: «Кайса!» и вышел. Я остался сидеть за конторкой. Я принялся вспоминать. Я тщательно перебрал в памяти самые мелкие незначительные происшествия, свидетелем которым я был в этом отеле. Выяснилось, что запомнил я довольно много.

Оказывается, я помнил, что при первой нашей встрече, Симонэ был одет в серый костюм, а на вчерашней вечеринке он был в бордовом, и запонки у него были с желтыми камешками. Я помнил, что, когда Брюн клянчила у своего дяди сигарету, он всегда доставал их из-за правого уха. Я помнил, что у Кайсы есть маленькая черная родинка на правой ноздре; что дю Барнстокр, орудуя вилкой, элегантно отставляет мизинец; что ключ моего номера похож на ключ от номера Олафа; и еще много подобной же дребедени. Во всей этой навозной куче я обнаружил две жемчужины. Во-первых, я вспомнил, как позавчера вечером Олаф, весь в снегу, стоял посередине холла со своим черным чемоданом и оглядывался, словно ожидал торжественной встречи, и как он посмотрел мимо меня на закрытый портьерой вход на половину Мозесов, и как мне показалось, что портьера колышется - надо полагать, от сквозняка. Во-вторых, я вспомнил, что, когда стоял в очереди у душа, сверху спустились рука об руку Олаф и Мозес…

Все это упорно наводило меня на мысль, что Олаф, Мозес, а теперь и Луарвик - все это одна компания, причем эта компания отнюдь не стремится афишировать, что она - одна компания. И если вспомнить, что я обнаружил Мозеса в номере-музее рядом со своим номером за пять минут до того, как нашел у себя на загаженном столе записку насчет гангстера и маньяка; и если вспомнить, что золотые часы Мозеса были подброшены - явно подброшены, а потом снова изъяты - в баул Хинкуса… и если вспомнить, что госпожа Мозес была единственным человеком, не считая, может быть, Кайсы, который отсутствовал в зале именно тогда, когда Хинкуса скрутили в бараний рог и засунули под стол… если вспомнить все это, то картина получается прелюбопытная.