Карл Александр - Эпоха за эпохой. Путешествие в машине времени

– Черт!

Ну и дилемма! От идеальной возлюбленной его отделяет столетие! А если он попытается навести мост через эту пропасть, открывшись ей, она сочтет его сумасшедшим – и любая возможность серьезных отношений будет разрушена, а ее обломки останутся дрейфовать в бескрайней, чуждой пустоте четвертого измерения.

Его мозг был перегружен. Он повернулся на бок. Он успел еще подумать, что их с Эми близость была утопической: мимолетная любовная игра на райских лугах. Проблема была только в том, что яблоко было съедено довольно давно и с дерева все плоды стрясли.

Он спал крепко, но неспокойно.

* * *

Лица Уэллса коснулось нечто мягкое и нежное: влажное, ласковое прикосновение к его губам было просто дивным. Она уже ему снится? Скорее всего. Его больше никто так не целовал.

Его глаза открылись – и он увидел над собой ее прелестное лицо. Если каждое новое утро будет обещать столь необычное пробуждение, то, возможно, он вообще не станет возвращаться домой… и даже вставать с постели. Если на то пошло, он мог бы задержаться здесь, скажем, лет на тридцать – и все равно вернуться точно в 1893 год. В конце концов прошлое прошло, и никто не заметит его отсутствия, пока он не вернется. Ему захотелось смеяться.

– Доброе утро, – сказала она, прервав поцелуй.

Он широко ей улыбнулся.

– Если бы можно было придумать будильник, который бы вот так ощущался, можно было бы заработать миллион фунтов.

Она тихо засмеялась и указала на тумбочку:

– Я принесла тебе чая.

Сладко пахнущий парок поднимался над высокой серо-голубой кружкой.

– О! Спасибо.

Он приподнялся на локте.

– И газету!

Она бросила рядом с ним утреннее издание «Кроникл».

Эйч Джи взялся было за первые страницы, но заметил, что голубой халатик на Эми распахнут. Его взгляд приковали ее нагой торс и стройные ноги – и он отбросил газету. Она взлетела в воздух и упала на пол мешаниной сообщений и колонок. Он притянул Эми к себе и начал ласкать. Она начала откликаться. Он крепко обнял ее. Она прижалась к нему всем телом. Больше ждать он не мог. Он перекатился, чтобы оказаться на ней, но в своем нетерпении не рассчитал усилия. Продолжая движение, он скатился на пол.

Она приподнялась на локте и посмотрела на него сверху вниз:

– Ты цел?

Но тут она начала хихикать, и даже прижатая к губам ладонь не смогла сдержать ее смех.

А вот Эйч Джи ее веселья не разделял: он смотрел на «Сан-Франциско кроникл».

– Герберт, что с тобой?

Падая, газета открылась на третьей странице новостей. Его взгляд зацепился за заголовок: «В МАССАЖНОМ САЛОНЕ НАШЛИ УБИТУЮ. По словам полиции, убийство в стиле Джека-потрошителя ничем не мотивировано».

Уэллс съежился. Закрыв руками лицо, он громко застонал.

– Что случилось?

Доктор Лесли Джон Стивенсон был жив!

Дом номер 13 на Ноб-Хилл-Серкл был внушительным, высоким и узким зданием, недавно переделанным под пять просторных квартир с новейшей охранной системой, не позволявшей опасным или нежелательным типам проникнуть даже за живую изгородь, окружавшую особняк. Недавно окрашенный коричневой краской дом с серой крышей и серой же отделкой блестел на солнце так же, как больше ста лет назад, когда был только построен.

На верхнем этаже открылось окно – и новый арендатор жилья впустил на кухню, отделанную в бежевой и терракотовой гамме, прохладный утренний ветерок.

Лесли Джон Стивенсон нагишом наклонялся над мойкой, принюхиваясь к чудесному соленому воздуху. Он повернулся, потянулся и похлопал себя по каменно-твердому животу. Заварив себе чаю в микроволновой плите, он взял чашку и прошлепал по своей двухкомнатной квартире – не просто отделанной, но и полностью обставленной. Он был в восторге от лохматого ковра под ногами, от блеска хромированных бра, пастельных оттенков стен и современной мебели, рассчитанной на то, чтобы расслабленно валяться, а не сидеть. Он улыбнулся. Снаружи дом был мрачно-викторианским, но внутри был полон современной роскоши. Лучшего жилища для начала новой жизни и придумать нельзя было.

Он поставил чай на стеклянный стол, а потом зажег датский камин (так он был обозначен в инструкции), наслаждаясь моментально возникшим теплом. Устроившись в кресле перед камином, он расставил мускулистые ноги, подставляя теплу нижнюю часть торса. Вольное ощущение нагого тела пьянило: если бы отец застал его раздетым, он тут же его выпорол бы. Однако все это теперь в прошлом. Неспешно попивая чай, он вспоминал, как оказался на Ноб-Хилл – высоко над экзотичным Сан-Франциско – и как ему в последний раз повезло.

Накануне ночью он очнулся в больничной палате. Быстро и внимательно осмотрев помещение, он понял, что находится в отделении под названием «интенсивная терапия» и что все пациенты здесь (и он в том числе) числятся как неопознанные личности. Из карты стало ясно, что он – номер шестнадцать, перенес сотрясение мозга и оставлен для наблюдения, но чувствовал он себя хорошо.

Однако это было не все… Услышав какой-то шум, он спрятался за кроватью. Выглядывая из-за нее, Стивенсон увидел, как медсестра открыла одну створку стеклянной двери, заглянула в палату – и ушла. Он понял, что ему надо сбежать отсюда, пока не стало известно, кто он. Нет сомнений, что Уэллс сейчас в больнице и пытается его найти. Ему необходимо исчезнуть из этого медицинского учреждения, точно так же как ему удалось перехитрить Скотленд-Ярд в девятнадцатом веке.

Он выпрямился и посмотрел на карту соседа. У бедняги была эмфизема. Стивенсон поцокал языком, вспомнив, что это легочное заболевание неизлечимо. Худой пожилой мужчина был заключен в прозрачное устройство вроде шатра, которое поднималось и опадало в такт его тяжелому дыханию. Увиденное его впечатлило.

Жизнь в мужчине поддерживало механическое устройство, управлявшее его дыханием, подававшее кислородную смесь и предотвращавшее инфекцию. Поразительно!

Стивенсон вытащил свою одежду из палатного шкафа, быстро оделся и вернулся в постель. Вытащив свою карту, он подменил ею карту больного эмфиземой, после чего уничтожил историю болезни бедняги и сунул обрывки в мусорную корзину.

После этого Стивенсон вернулся к кислородной системе, еще раз восхитившись ею. Какие огромные шаги должна была сделать медицина за эти восемьдесят шесть лет! Несмотря на тусклое освещение, он сумел прочесть довольно простые инструкции и отыскать нужные клапаны и трубки. После этого он проверил указатели давления показания датчиков. Он снова поцокал языком: техник, обслуживавший аппарат, неправильно установил режим. Пациент получал слишком мало кислорода. Стивенсон осторожно отладил аппарат так, чтобы он заработал, как следовало. Страдающий эмфиземой больной моментально стал лучше дышать. Стивенсон широко улыбнулся.