Александр Лонс - Музей богов

Это случилось вечером 29 мая, накануне тех двух последних весенних дней, в которые Петербург готовился отметить очередной ежегодный праздник Дня города. Пожар возник неожиданно в одном из мансардных помещений, выходящих на Большой проспект. Здесь располагались мастерские художников вперемежку с жилыми помещениями. По сигналу для ликвидации пожара прибыли 30 расчетов. С крыши дома на землю были спущены два гигантских шланга, через которые к очагу пожара подавалась вода из близлежащей речки Карповки. Воды было пролито много, очень много — была опасность, что новые очаги пожара могут появиться в массивных деревянных конструкциях, которые составляли скелет дома, ни разу не подвергавшегося капитальному ремонту. Движение транспорта по прилегающим проспектам и улицам было перекрыто, из квартир были срочно эвакуированы находившиеся там жильцы, по тротуарам вокруг площади Льва Толстого стояли огромные толпы людей, а в центре площади развернул свою работу оперативный штаб, решавший вопросы охраны огромного здания и размещения его жильцов.

Похоже, что по прошествии всех тех лет, ремонт так и не закончился. Дом почти отселили, восстановление пребывало в перманентном процессе. Нет, снаружи все выглядело вполне прилично и даже красиво. Почти как раньше. На первом этаже весело сверкал витринами частный театр имени известного советского актера, а с другой стороны — ресторан с театральным названием, зато наверху и внутри… Там оказалось не только темно, но и вообще жутковато как-то. Еще тогда, во время пожара, каким-то чудом не пострадала мастерская Маши. Никто ее не залил, двери не проломил, не разворовал и не разграбил.

— Это потому, — гордо объясняла Мария, когда мы уже подходили к дому, — что я все стены, потолки и пол загерметизировала, огнеупорно пропитала и специальным материалом отделала. Там всякую весну и при каждом ливне протекала крыша, вот я и упросила папульку с мамулькой разориться на качественную гидроизоляцию. Это они мне с этой мастерской помогли.

Театр работал, ресторан — тоже, но все прочие двери дома оказались заперты крепко-накрепко, а ажурные ворота так и вовсе выглядели неприступными. Дом смотрел на нас своими слепыми серыми окнами и, похоже, не очень-то желал пускать в собственное нутро. Оживленно разговаривая, мы подошли к хорошо забранной решеткой арке во двор.

— И как, интересно, туда попадем? — спросил я, когда Маша уже трогала решетку.

— Очень просто. Ножками. Как люди ходят.

С этими словами она набрала какой-то код на имевшемся на решетке кодовом замке, тот щелкнул, и неприступная с виду калитка открылась. Сейчас весь европейский лоск с моей бывшей подруги временно слетел, и это снова стала прежняя Маша. Склонная к авантюрам безбашенная петербурженка, что могла красить волосы синей краской, носить разноцветные кеды, расписные легинсы и всю ночь напролет отплясывать джигу в каком-нибудь сомнительном полуподвальном клубе.

— Как это ты так? — удивился я.

— А вот так. Уметь надо. Тут годами ничего не меняется, я же говорила, что здесь вход есть. Давай быстрее, нечего нам отсвечивать.

У Марии в руках вдруг оказался мощный фонарь, какими пользуются автолюбители. Мы сразу стали похожи на двух жуликов, решивших под покровом ночи похитить чье-нибудь имущество.

— Вечно у них что-то перегорает, темно на лестнице, как в жопе у негра, вот фонарь и взяла, — будто оправдываясь, зачем-то пояснила моя спутница.

Тем временем по темным и затейливым лестницам мы поднялись на последний этаж и остановились перед массивной железной дверью. Маша взяла из моих рук ключ и долго ковырялась в замке. Сейфовый замок в двери потребовал особых усилий. Мария вначале повернула ключ слегка вправо, потом — немного влево, чуть сдвинула на себя, нашла нужное положение и снова повторила эти действия. Так продолжалось неоднократно. Послышались тихие нецензурные ругательства вперемешку с междометиями и тяжелыми вдохами. Наконец, замок сдался, и дверь с противным скрипом открылась.

— Ну, слава богам. Вот про это я и говорила, что один ты тут не справишься, привычку надо иметь. Старая дверь, старый замóк, да еще и с причудами разными. Ему уже четверть века, наверное, а может и больше. Он всегда плохо открывался. Давай, заходи. Давно никого сюда не приводила, да и сама черт знает когда была.

Как только мы ввалились, Маша сразу же заперла упрямую внешнюю дверь на массивный стальной засов и включила свой яркий фонарь.

— Входную дверь, — словно извинялась моя подруга, — всегда запертой надо держать, а то мало ли что. Придет кто-нибудь. Тут иногда такая разная сволочь шляется, что ой. На, держи ключ, пусть у тебя будет. Спокойнее так.

Я не стал спрашивать, почему спокойней, и начал осматриваться и принюхиваться. Луч света от мощного фонаря выхватывал разные любопытные подробности интерьера. Вдоль стен все было завалено каким-то хламом, какой часто можно встретить в мастерских не очень аккуратных художников. Всюду громоздились пустые и сломанные рамы, подрамники, куски пластика, какие-то палки, листы картона и ДВП, рулоны плотной бумаги и грунтованной холстины. У другой стены стояла укрытая серым ворсистым одеялом продавленная тахта с двумя серыми подушками, а в середине свободного пространства, прямо под лампой, возвышалась заляпанная красками деревянная табуретка с перекладинами между ножек. По стенам висели разные рисунки и картины маслом, — видимо, ученические работы. Питерский двор-колодец, карандашный набросок какого-то мужика, масляный портрет голой женщины на табуретке. Женщина была толстая и некрасивая, с отвисшей грудью и забранными в пучок волосами. К стене у входа кто-то приколотил здоровенную лесную корягу, которую использовали вместо вешалки. Сейчас на ней одиноко висел испачканный краской синий халат. Ни мольбертов, ни этюдников не было. Видимо, самое ценное Маша все-таки увезла с собой. Воздух в мастерской казался застоявшимся и плотным, словно в гробнице Тутанхамона, еще до ее вскрытия археологом Говардом Картером.

— О, мои подрамнички! — вдруг громко обрадовалась Маша. — Знаешь, сколько такие новые сейчас стоят?

— Сюда что, никто и не входил после твоего отъезда?

— Похоже на то. Что, страшно?

Мне было не столько страшно, сколько любопытно.

— Да, ты прав, — после некоторого раздумья продолжила Маша. — Скорее всего, никто сюда не… странно, да? Я думала, тут давно растащили, разворовали все, а помещение кому-нибудь перепродали. Это, конечно, моя частная неприкосновенная собственность, но я же давным-давно не плачý налог за эту недвижимость. Приватизировала давно, много лет назад стала собственницей, но не владелицей.