Анатолий Махавкин - Пантера

— Роберт Станиславский, — то ли вопрошая, то ли утверждая, сказал он, неприятным квакающим голосом, более подобающим жабе, нежели пингвину. Получив утвердительный ответ, человек-птица продолжил, — Директор Малов просил вас следовать за мной.

Не сказав более ни слова, он побрёл к лифту, смешно переваливаясь на коротких кривых ножках. Станиславский шёл следом, пребывая в состоянии лёгкого замешательства: доктору, с его фотографической памятью, казалось, что он знает всех сотрудников не слишком большого института. А вот, оказывается, и нет! Этого странного коротышку доктор явно видел в первый раз и абсолютно не представлял, чем тот может заниматься.

Они опустились на пару этажей, и коротышка выкатился в малоиспользуемую ветку, дальнего, глухого крыла здания. Они оказались перед бронированной дверью, над которой висело несколько видеокамер. Охраны не было и дверь открылась сразу же, стоило им приблизиться: очевидно парочку рассмотрели заранее.

— Сюда, доктор Станиславский, — квакнул провожатый, стоя у бронированной плиты, с шипением уползающей в стену, — Вас ждут.

Человечек уковылял прочь, а Станиславский вошёл в крохотную комнату, все стены которой оказались уставлены мониторами. Каждый показывал свою картинку и в одном экране изумлённый учёный узнал свою лабораторию. Одно из кресел занимал верзила с сонной физиономией, начисто проигнорировавший появление доктора. Второе занимал Сергей Малов, который вымученно улыбнулся и похлопал ладонью по оставшемуся свободным седалищу.

— Извини, Роб, — директор похлопал себя ладонями по отвисшим щекам, — Всё понимаю, работы — выше крыши, а тут какой-то надоедливый администратор, срывающий в разгар опыта. Понимаешь, Робби: на меня давят — я давлю на вас. Но и тут я стараюсь принять основной удар на себя.

Станиславский молча занял предложенное место, силясь понять, куда клонит Малов. Однако, у него уже начали появляться кое-какие догадки, и директор их тут же подтвердил. Малов хлопнул сонного громилу по плечу и тот немедленно пробежался пальцами по клавиатуре, покоившейся на его коленях. Изображения множества помещений исчезли, а стена стала одним большим экраном. На нём Станиславский увидел лица трёх спящих человек — девушки и двух мужчин. Все — молодые.

— Ну, как-то так. — пробормотал Малов, подслеповато вглядываясь в представленные физиономии, — Наши, гм, добровольцы. Был и четвёртый, но выбыл из борьбы — слишком серьёзные травмы.

— Добровольцы, угу, — теперь Роберт пристально изучал спящих, — Если они предназначены для моего эксперимента, то женщину убирай сразу — мне нужен мужчина. И всё-таки, — он покосился на Малова, — как тебе удалось заполучить этих «добровольцев»?

— Вечно ты усложняешь! — проворчал директор, — Мои люди слушают переговоры полицейских и медиков, а потом стараются выезжать на места происшествий раньше скорой помощи. Потом — проще пареной репы: угроза жизни, укол и вуаля!

— Ладно, — оставь это для следственного комитета. — Малов негодующе фыркнул, а Станиславский ещё раз вгляделся в изображение, — Не понимаю, чего ты от меня ожидаешь? Это же — просто лица на мониторе, без имён, данных и результатов анализа. Кто они, вообще?

— Ну, тут нет особых проблем, — директор взял с кресла планшет и вгляделся в строчки текста, — Справа — водитель-дальнобойщик, — зовут Денис Временный, женат, трое детей, образование — среднее, возраст — тридцать два, вес…

— Погоди, — остановил его Станиславский и щёлкнул пальцами, — Давай второго.

— Как скажешь. Представляю тебе Константина Бодрова, возраст — двадцать четыре, холост, образование — высшее техническое, инженер, безработный, правда. Вес…

— Достаточно, — рассеянно бросил Станиславский. Он уже сделал выбор и теперь внимательно рассматривал человека, которого в скором времени положат на второй стол в его лаборатории, чтобы завершить начатый эксперимент.

— Вот этот, — он указал пальцем на спящего, — Константин Бодров.

Пришла ночь, неслышно ступая по верхушкам высоких деревьев и принесла лёгкую прохладу слабого ветерка. Крохотные облака оказались не в силах скрыть сияние тысяч звёзд, вольготно расположившихся в тёмном бархате высокого неба. Луна, до того скрывавшаяся за верхушками деревьев, медленно взбиралась вверх, толкая впереди огромное, изъеденное кратерами, брюхо. Вокруг наступила блаженная тишина — настоящий рай, для влюблённых.

Вот только не наблюдалось ни единой парочки, способной оценить романтику позднего вечера. Имелась лишь заправочная станция, озарённая единственным тусклым прожектором, да ещё призрачным сиянием из-за пыльного окна. Слабый свет напоминал о ночной лампе и настраивал единственного наблюдателя на лирически-алкогольный лад.

Дмитрий Селезнёв, развалившийся в шезлонге, чувствовал себя попавшим в райские кущи. Ветер охлаждал его массивное, разогретое алкоголем, тело, а тень, в которой прятался лежак, создавал видимость брони, под охраной которой мужчина мог делать всё, что хочет. Так он и поступил.

Над ухом потрескивал старый, склеенный скотчем, приёмник, источая сладкую, для уха слушателя, музыку шансона. В руке светился поцарапанным экраном древний смартфон, где уже начинали расплываться фишки из игры: три в ряд. По одну сторону шезлонга стоял ряд пустых бутылок из-под пива, а по другую — полных.

И никого!

Ни тебе ворчливой жены, которая вечно треплется с подругами, отвлекаясь от телефона, чтобы отругать его за отсутствие денег или потребовать купить ещё одну тряпку. Ни тебе нудного братца, постоянно бухтящего о его пристрастии к выпивке и зажимающего большую часть денег.

Был только Селёзнёв и самая лучшая компания — молчаливые бутылки с пивом, которые не сопротивлялись, когда мужчина срывал крышки и вступал в самую лучшую, из возможных связей. Звёзды на небе уже покрылись туманом, как это всегда бывало после десятой бутылки и это означало, что очень скоро мир преобразится в нечто невероятное и волшебное, не имеющее ничего общего с обрыдлой реальностью. И пусть окружающие талдычат, что он слишком налегает на спиртное, да и брюхо отрастил, как у бегемота.

Пусть смеются. С него не убудет. За семейством Селезнёвых издавна тянулся шлейф смешных и жутковатых слухов. Вроде бы давным-давно, кто-то, из его предков, промышлял грабежами и убийствами на дороге, завлекая путников в свой дом. Потом произошла непонятная история и почти все бандиты погибли, а история осталась. История и его дурацкая кличка.

Да, тогда он принял на грудь больше, чем обычно. Из компании, в которой он пришёл в кафешку, на ногах оставались только двое: он, да ещё какой-то малознакомый тип. Второй «выживший» пытался свести беседу с музыкантами, лабавшими на сцене, а Дмитрий отправился гулять между столиками. Чего он хотел, мужчина и сам не смог бы сказать.