Майкл Смит - Один из нас

– Вы заметили? И? Вы что, не можете заставить отдать женщин нам?

– В большинстве случаев я не могу никак на них повлиять, – покачал он головой. – Все, на что я способен, – это содействовать разрешению подобных ситуаций, а иногда что-то прятать от них, защищая таким образом материальный мир. Они бы добрались до вас гораздо быстрее, если бы я время от времени не затуманивал им глаза. А сейчас рекомендую сконцентрироваться на Страттене.

– В задницу его. Подождет. Мне нужна Хелена.

– Доверьтесь мне, молодой человек, – ответил мужчина. – И подумайте о Квоте. Разделяй и властвуй.

– Почему мы должны вам доверять? – поинтересовался Дек. – Ну да, у вас прекрасный костюм и прочее, но у нас считается, что если человек утверждает, что он господь бог, ему пора принимать торазин [75] Торговая марка хлорпромазина в США. Препарат используется при лечении психических заболеваний. и надеть смирительную рубашку.

Мужчина вздохнул и посмотрел вниз, на будильник. Тот пожал плечами, как бы говоря: сами видите, с чем мне постоянно приходится сталкиваться.

Мы с Деком в воинственном настроении ожидали приемлемого ответа. Ни один ублюдок не имеет права нам указывать, даже если он божество. Вот насколько мы круты.

– Я дам знамение, – пообещал человек в темном костюме. – Черт, дам целых три.

Он странно задвигал руками, как будто жонглировал без шаров.

– Хап, ты обнаружишь, что не можешь чего-то найти, но со временем поймешь почему. Дек, ты уже нашел то, что тебе нужно, так что удачи. А теперь последний фокус…

Постепенно воздух вокруг его рук начал светиться и сгустился до появления трех световых шаров, двигавшихся по четкой схеме. Через несколько секунд они стали шарами оранжевого пламени, а их сердцевины раскалились до такой степени, что побелели. Он жонглировал ими еще какое-то время, потом неожиданно расправил пальцы. Шарики превратились в синих бабочек размером с маленьких птиц; они порхали по комнате, пока не растворились в снегу, который медленно падал с потолка на ковер и таял.

– Всего доброго, – произнес мужчина и исчез.

Дек, будильник и я уставились на то место, где он только что стоял. Через какое-то время Дек закашлялся.

– Гребаный придурок, – произнес он.

В семь часов утра я колотил Венту в дверь. У меня уже успели заболеть кулаки, когда жидкокристаллический экран наконец зажегся и на меня уставилась помятая физиономия.

– Боже святый, – с чувством произнес Вент. – Ты же знаешь, приятель, что в это время я не занимаюсь бизнесом.

– Тогда считай это визитом вежливости, – посоветовал я, – и скорее открывай.

– А таких посетителей я принимаю только после полудня. – Вент зевнул. – Так что тебе не повезло.

– Открой гребаную дверь! – заорал я, а потом добавил, немного успокоившись: – У меня есть деньги.

Панель выключилась, и я остался ждать на лестнице, переминаясь с ноги на ногу. Подо мной постепенно встряхивался ото сна Дип, но я никак не мог расслабиться. Совет человека в темном костюме позволил мне разработать часть плана. План был дерьмовый и не слишком дальновидный, но на большее я оказался не способен, а с чего-то начать все-таки следовало. Я никак не мог прийти в себя после путешествия в аэропорт, чтобы забрать на тамошней стоянке машину, и возвращения в Гриффит. И поклялся себе, что если доживу до конца дня, никогда больше не сяду в машину и буду лоббировать в Конгрессе их изгнание с планеты на вечные времена.

Дверь открылась, и передо мной предстал Вент в мятом халате.

– Вся сумма? – поинтересовался он.

– А вот и не угадал, – ответил я. – Мне еще кое-что нужно.

– Гнусная уловка, – проворчал он, но отступил в сторону, давая пройти.

– У тебя есть пентюхи? [76] В оригинале «crabdaddies» (что-то вроде «увечные, убогие мужичонки») – оскорбительная кличка членов лос-анджелесской банды «Crips» («Калеки»), воспринимающаяся ими как серьезная, смертельная обида.

– Есть парочка. Загляденье, – признался он. – Для тебя – три сотни за штуку.

– Мне нужен только один, и у меня всего сто долларов, – я протянул ему деньги Дека. – Но ты продашь мне его за эти деньги. И еще дашь мне позвонить по твоему телефону и отсрочишь мой долг.

– С чего это вдруг? – спросил он, здорово озадаченный.

– Ибо со мною бог.

Вент какое-то время молча смотрел на меня, потом вздохнул. Он отступил в конец своей берлоги, где у него стоял секретный холодильник, и стал рыться в его внутренностях. Я же схватил телефон и набрал номер «Снохрана».

Сабрина сняла трубку на первом же звонке, несмотря на раннее утро, она твердо верила в корпоративную максиму, гласящую, что тот, кто первым появляется в офисе, достоин быть примером. Лично мне кажется, что такой человек достоин в лучшем случае сожаления.

– Сабрина, это Хап Томпсон, – представился я.

– Что вам нужно? – раздалось после паузы.

– Одолжение.

– Я уже передала мистеру Страттену то, что вы просили, – ответила она бесцветным голосом. – Кажется, он не слишком испугался. И нет, он еще не вернулся, и нет, я не знаю, где он.

– Мне нужен почтовый код «Снохрана», – сказал я. – И первичный ключ.

– Зачем вам все это?

– Просто дай их мне.

– Вы хотите причинить вред компании? – В ее голосе послышалось напряжение.

– Нет, – ответил я так мягко, как только смог. – На секунду я заглянул в личный мир Сабрины: корпорация как семья, святая вера во все слоганы и во всю лапшу, повешенную на уши, записочки, в которых от сотрудников требуется прибирать за собой и не красть чужого молока.

Она все мне сказала, а я записал на клочке бумаги и положил телефон. За спиной появился Вент с компьютерным диском в руках. Я протянул ему клочок бумаги, и он сел за компьютер, изолированный ото всех остальных в квартире. Вставил диск в машину, подождал, пока он загрузится, и ввел информацию. Мы смотрели на экран, наблюдая, как файл на диске усвоил введенную информацию, раздулся и родил новый файл. Через несколько секунд тот разросся до таких размеров, что поглотил первоначальный. Диск снова оказался обиталищем только одного пентюха. На экране появился четырехзначный код, и я переписал его на ладонь.

Вент встал и протянул мне диск.

– Дорожи и пользуйся с умом, – сказал он. – И небольшой презент.

Он запустил руку в складки халата и достал пистолет.

– А это еще зачем? – с удивлением посмотрел я на него.

– Честно говоря, не знаю, – почесал он голову. – Холодильник сказал, чтоб я был с тобой поприветливее. Раньше такого никогда не случалось – хренова машина вообще никогда со мной не разговаривала до сегодняшнего утра… черт, еще слишком рано, так что мысли у меня путаются, и я не знаю, зачем я все это делаю, ясно?