Кира Измайлова - Чудовища из Норвуда [litres]

– Что же они, как пиявки? – невольно поежилась я.

– Можно сказать и так, – кивнула сирень, – да только пиявка не пообещает тебе всех сокровищ мира в обмен на крохотную услугу или ничтожный дар. Ты, быть может, и не заметишь потери, но рано или поздно очень пожалеешь о том, что связалась с феями. Либо же пожалеют твои близкие.

– Как в истории о каменном сердце? – припомнила я.

– Пожалуй. – Огромное дерево будто издало вздох. – Много жизней они загубили, а все лишь потому, что люди – источник силы, как и мы, но… Дерево или цветок не соблазнишь богатствами или дальними странствиями, и даже прекрасный спутник жизни нужен не каждому, а уж власть и победы нам вовсе ни к чему. Ну, разве что над сорняками и вредителями, – подумав, добавила она, – но это, согласись, мелко для фей!

– Выходит, они просто… питаются?

– Конечно. И чем больше просит человек, тем больше заберет фея взамен. Первенца, например. Или чью-то жизнь. Или счастье. У людей, знаешь ли, многим можно поживиться, не то что у нас или лесных зверей, а феи жадны и никогда не упустят своего. Вдобавок мы питаемся от земли, потому и были нужны: я ведь сказала, впрямую забирать силу феям слишком тяжело, а мы тянем ее беспрерывно, особенно по весне и летней порой.

– Ах вот почему зимой их нет…

– Верно. Они никуда не пропадают и не засыпают, как мы, но становятся слабосильны. Зимой, знаешь ли, царят такие духи, против которых не решатся выйти и самые могущественные феи! Ну а люди… – она повела ветвями, – люди позабыли, как это – брать силы у земли. Зато хоть они и цветут недолго, но так ярко, что сразу же сделались для фей лакомым кусочком. Те и прежде любили животных, в особенности когда в тех играет кровь, а еще когда они приносят потомство. Но многого у дикого зверя не возьмешь, он погаснет – и все. У человека же можно брать куда больше, а вдобавок делать это долго, если повезет.

Я молчала, пытаясь уложить сказанное в голове.

– Кое-кто, – добавила сирень, – ухитрялся обманывать фей, ну или хотя бы не оставаться внакладе, как им казалось. Но тогда расплачивались их дети… Норвуды ходили по краю пропасти много лет, но старшим еще хватало разумения советоваться с духами, а не верить слепо феям, только это их и спасало… Долги, однако, накапливались, и когда самозванка решила взыскать все и сразу с Грегори Норвуда… У него не было шансов.

– А если бы он согласился? – спросила я. – Согласился взять в жены ту фею?

– Тогда он не прожил бы и недели, она выпила б его до донышка, и очень быстро, – ответила сирень. – Он, скажу я тебе, и сейчас еще кажется им изысканным лакомством, хотя похож уже не на бурный родник, а на иссохший колодец. Еще немного, и он иссякнет окончательно, и так уж держится столько, сколько не снилось иным героям!

– А что же роза? – упрямо повторила я. – Где ее дух? Может быть, можно как-то поддержать его, помочь?

– Ты еще не поняла? – негромко спросила сирень. – У этой розы нет своего духа, она рождена не нашей землей, а создана феей. Ее дух – это душа Грегори Норвуда, они связаны неразрывно. Умрет он – погибнет роза, увянет роза – ему не жить.

– Понимаю…

– Не думаю, что понимаешь, но хоть запомни, вдруг пригодится! – усмехнулась она. – И вот еще: у Норвудов, одних из немногих, сохранилась связь с землей, вот почему они всегда и жили так подолгу и вот откуда силы у нынешнего хозяина. Однако фея с помощью своей мертвой розы забирает все, что он получает извне. Мы, знаешь ли, помним его предков и помогаем, как можем, но… – Она покачала лиловыми гроздьями. – Все уходит как вода в песок. Ну а у него самого, говорю тебе, сил осталось уже на донышке… И не смотри так удивленно. Повторяю, эта проклятая роза была мертва изначально и питалась только за счет Норвуда!

«Что же, я напрасно пыталась ее вылечить?» – мрачно подумала я, но все же спросила:

– Но остается еще то странное условие, согласно которому, чтобы спастись, он должен вымолить прощение, но… за что? У кого? У феи?

– Вряд ли. Ее не разжалобишь, – усмехнулась моя собеседница. – Тем и плохи условия фей, что они выполнимы, но только если ты поймешь их иносказания и догадаешься, как быть.

– Это условие наподобие «отдашь мне то, чего у себя дома не знаешь»? – уточнила я.

– Именно. Только это-то уж давно на слуху, таким даже деревенского дурачка не проведешь, если он хоть когда-нибудь сказки слушал… Но что было на уме у феи, когда она прокляла Норвуда, никто, кроме нее, не знает, – сказала сирень. – А спрашивать не советую, можешь накликать беду и на себя тоже. Она до сих пор зла на него и вряд ли захочет, чтобы кто-то его выручил. Еще бы, столько сил она из него выпила за эти годы! Но ей хочется еще и еще, а остатки, как люди говорят, сладки!

– Вы много знаете о феях, – произнесла я, помолчав.

– Еще бы не знать, веками живем бок о бок, – вздохнула сирень. – Говорю тебе: не связывайся с феями. Хочешь – попробуй обмануть проклятие, вдруг да повезет? Но их самих ни о чем не проси!

– Откуда мне знать, вдруг вы заодно с ними? – дерзко спросила я. – Отговариваете меня, а все ради того, чтобы не дать мне помешать фее?

По ветвям прошел гул – это рассмеялась громадная сирень.

– Какие вы смешные, люди! – произнесла она наконец. – Подумай сама, мне-то что за печаль, будет жить этот человек или нет? Наоборот, пусть бы протянул подольше, не то фея снова возьмется за меня и всю мою родню! Жаль его, конечно, но он – последний росток на когда-то могучем древе и зачахнет рано или поздно, так или иначе. Мне проще: вон сколько кругом моих сестер и дочерей, мы будем расти и продолжать род, даже если вконец одичаем, мы живучие. Люди так не могут, они слишком хрупкие…

– Вот как… – Я задумалась, а потом спросила: – Ну хорошо, а извести фею можно?

– Кое у кого получалось, – вздохнула сирень. – Но это только слухи, которые приносили малютки да ветер. Феи тоже смертны, хоть живут дольше вашего, да, но как избавиться от них, я не знаю. А теперь иди! И не заговаривай с сиренью, возле которой не будет малюток – это может оказаться фея…

Я взглянула на кошку, мол, верить или нет? А то как знать, вдруг крохотные духи – тоже феи? Но нет, Чернушка согласно мяукнула и фыркнула, когда золотистый огонек опустился ей на нос. Ловить его она, правда, уже не стала, а довольно зажмурилась.

Снова подняв взгляд, я не увидела уже дух сирени, как ни старалась различить фигуру в ветвях. Впрочем, она и так потратила на разговор со мной немало времени!

– Что ж, Чернушка, – задумчиво сказала я и взяла кошку на руки, – пойдем-ка домой, поразмыслим. Сдается мне, способ обмануть фею должен существовать, и… И я его найду, не будь я…

Тут я осеклась: мне вдруг показалось, будто ветер притих, а деревья замерли, внимательно прислушиваясь. А еще мне вспомнилось: нельзя называть свое настоящее имя вслух там, где его может подслушать недобрый человек ли, фея, кто угодно! Я сказала Грегори, как меня зовут, но мы с ним беседовали в доме… Здесь же, в парке… Ветер может унести это имя куда угодно, и узнает его тоже кто угодно, хочешь ты того или нет! Да и клятвами лучше не разбрасываться…