Люси Сорью - Страна василисков

— Ну, Жюст, — укоризненно проговорил я, — ты думала, что всё будет так просто?

Лифт остановился на тридцать четвёртом этаже, выпустив нас в бежево-алое парадное, с матовым каменным полом под ногами. Дневной свет проникал через стеклянные стены напротив: отсюда виднелась набережная, небоскрёбы Инненштадта напротив, крошечный белый троллейбус, убегающий вглубь Ракунана.

Лакированную дверь со светящейся табличкой «ВАЛЛЕНКУР СЭЙДЗИ» катаканой и хираганой мы нашли без особого труда. Я поднёс руку к сенсорной панели домофона и коснулся её. Секундой позже зажёгся глазок камеры:

— Кто это?

— Господин Валленкур! — позвал я. — Вас беспокоит инспектор Штайнер, Национальная полиция. Вы можете уделить нам пару минут?

Последовало молчание. Я терпеливо ждал, пока, минуту спустя, огонёк на двери с красного не стал зелёным, и она не отъехала в сторону.

За порогом стоял Валленкур. Вид у второго диспетчера был донельзя растрёпанный: волосы немытые и торопливо расчёсанные, глаза красные и ввалившиеся, на теле — майка с логотипом «Пылающих Валькирий» и чересчур короткие шорты. Видимо, переодеть их Валленкур в спешке не догадался.

— Господин инспектор. — пробормотал он и перевёл взгляд на Жюстину. — Госпожа инспектор. Проходите, пожалуйста.

— Спасибо. — ответил я и переступил порог. Валленкур ушёл куда-то вглубь квартиры, оставив нас разуваться. Дверь неслышно затворилась за нами.

Квартира Валленкура была, что странно для такой жилой башни, однокомнатной. Впрочем, Жюстина как-то живёт в точно такой же в своём «Пентагоне» (разве что её квартира ровнёхонько на углу здания), и ничего. Длинный коридор пересекал всю квартиру, заканчиваясь в конце окном, выходившим на набережную. По левую руку была кухня и, очевидно, туалет; по правую — собственно жилая комната и ванная. Я мельком заглянул в жилую комнату, заметив только разбросанную в беспорядке двуспальную кровать. В воздухе стоял характерный запах работающего принтера.

— Проходите, пожалуйста. — сказал Валленкур, появившись из кухни. — Хотите чаю?

— Нет, спасибо. — покачал головой я, проходя на кухню; торопливо расчищенный стол, горящая жёлтым посудомоечная машина, окно, смотревшее в сторону Нойштадта и Меако. На горизонте можно было различить поднимающийся над низкими крышами обелиск Цитадели.

На мгновение мне стало жаль Валленкура: смотреть в окно, зная, что его любимая женщина лежит в морге Цитадели, мёртвая и недосягаемая… Ему не позавидуешь, подумал я, и выбросил эту мысль из головы.

— Господин Валленкур, — начал я, отодвигая себе табурет; Жюстина облокотилась на стену, сложив руки на груди. — Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, связанных с убийством вашей… подруги, Хироко Вишневецкой.

— Опять? — не глядя на меня, глухо спросил Валленкур. — Я же ответил на все ваши вопросы. Той ночью. Ваши и госпожи инспектора.

— Так и есть. — кивнул я. — Но с тех пор наше расследование несколько… продвинулось.

— Анжи. — прошептал Валленкур. — Вы говорили с Анжи.

— Мы встречались с госпожой Грушиной, да. — подтвердил я. — Кем она вам приходится?

Валленкур вздохнул и сел на табурет напротив меня, понурив голову. Голубые пряди упали на его лицо.

— Анжи — друг, — тихо проговорил он. — Хороший друг.

— Мы произвели обыск жилья госпожи Вишневецкой. — сказал я. Голова Валленкура дёрнулась, как на пружине; напухшие, с чёрными кругами, глаза уставились на меня. — И мы нашли там, — одной рукой я нырнул в карман и вытащил из него сложенный вчетверо лист упаковочной бумаги, — это. Вам о чём-то говорит эта записка?

— Н-нет… — Валленкур опасливо принял листок, развернул его и вгляделся в написанное, рассматривая его. — Нет, господин инспектор. Я вижу её впервые.

— Мы нашли её в ящике стола госпожи Вишневецкой. — добавил я. — Вы уверены, что не видели ничего похожего там раньше?

— Д-да. — проговорил Валленкур. — Да, я уверен… Хироко держала там бумажник, наши фотографии… печатные… но никакой бумаги. Я бы увидел.

Секунду я вглядывался в его лицо. Похоже было, что Валленкур что-то скрывал — или, как минимум, недоговаривал. Вероятно, он действительно не видел записки… но он видел что-то другое.

— Господин Валленкур, — вслух спросил я, — что произошло двенадцатого марта?

— Обычное дежурство, — после небольшой произнес Валленкур.

— Вы встречались с госпожой Вишневецкой до дежурства?

— Конечно. — Валленкур снова понурил голову.

— Госпожа Вишневецкая что-то говорила вам о предстоящем дежурстве? — снова спросил я.

— Кроме того, каким скучным оно будет? Нет.

— Она говорила что-то о деньгах? — спросил я и почувствовал, как Валленкур снова дернулся, будто его прошибло током. — В бумажнике госпожи Вишневецкой были деньги. Наличными. Вы знаете об этом, господин Валленкур?

Валленкур молчал, исподлобья глядя на меня. Я терпеливо ждал, поглаживая пальцем по ободку включённой на запись Линзы.

— …Да. — наконец произнес Валленкур. — Да, я знаю, о чём вы говорите, господин инспектор. Перед дежурством Хироко пришла необычайно радостная, а когда я спросил её, почему… она показала мне деньги. Пластиковые такие карточки… сто, пятьдесят, двадцать пять… — я кивком велел ему продолжать. — Я спросил у неё, откуда они, но она не ответила… сказала, что это секрет, и я выбросил это из головы. Там было много денег! Больше, чем Хироко получает в месяц. В три месяца! Тогда это было всё, что меня интересовало.

— Почему?

— Потому что это деньги. — безрадостно рассмеялся Валленкур. — Деньги! Господин инспектор, вы знаете, сколько я плачу за аренду этой квартиры?

Я кивнул в знак согласия. Учитывая, во сколько мне обходится аренда моей собственной квартиры, — а цены в Нойштадте немногим ниже ракунанских, — я вполне мог представить себе эту сумму.

— Но это были купюры. — заметила Фудзисаки.

— Даже если купюры. Их, конечно, сложнее было разменять, но это был только вопрос времени. Следующим вечером мы пошли в ресторан. — глаза Валленкура приобрели мечтательный вид. — Вы знаете, «Китч», это на проспекте Единения… Хироко никогда не водила меня в ресторан. Мы не могли себе этого позволить…

— Это были все деньги?

— Хироко сказала, что это был аванс. — пробормотал Валленкур. — Но не сказала, за что. Мы тогда решили, что этого нам хватит, чтобы… не знаю. Жить вместе? Искать новую работу? Она говорила, что уже подыскивала что-то…

— А вы? — спросила Фудзисаки. — Искали работу?

— Я хотел быть скульптором. — признался Валленкур. — Я же рассказывал вам, я и художку закончил… Но безвестному скульптору сложно заработать на жизнь, особенно если ему приходится работать с бытовым мусором… а качественные материалы стоят денег. Больших денег. Я если и работал, то только для себя… — он потупился.