Роберт Беннетт - Город лестниц

– Ох ты ж… – Она вся дрожит. А потом падает на колени. – Ох ты ж мама дорогая…

– Что это за место? – спрашивает Сигруд, подходя поближе.

И тут она вспоминает слова Святого Киврея: мы жили словно бы в городе из цветочных лепестков…

– Мирград, – отвечает Шара. – Но тот, старинный Мирград. Божественный город.

– Я думал, это все разрушено, – говорит Сигруд.

– Нет! Он… исчез! – восклицает Шара. – Мирград резко потерял в площади во время Мига – целые кварталы вдруг взяли и исчезли. Некоторые, конечно, были разрушены – но, судя по всему, не все. Эта часть Мирграда спаслась, но оказалась отрезанной – и к нашей реальности ее привязывают лишь тонкие нити…

В солнечных лучах кружатся мотыльки. Хрустальные окна внутреннего двора разбрасывают по мостовой золотые блики.

– Значит, вот за это они сражаются? Сюда хотят вернуться? – И он, задирая голову, смотрит единственным глазом на увенчанную широким золотым куполом башню в полмили высотой. – Что ж, их можно понять…

– Это лишь жалкая часть прежнего города, – говорит Шара. – А все остальное действительно исчезло. И здания, и люди, которые в них находились.

Фонтан, изваянный в виде кипы жасминовых веток, счастливо журчит. С бортика на бортик, поблескивая зелеными глазами, перелетают стрекозы.

– Тысячи человек… – бормочет Сигруд.

Шара качает головой:

– Миллионы.

А потом на мгновение задумывается и говорит:

– Так. Дай-ка попробую…

Она вытягивает руки и что-то бормочет. Первые три попытки оканчиваются ничем.

– Что ты делаешь? – удивляется Сигруд.

Но с четвертого раза…

В ее ладонях возникает стеклянная сфера размером с яблоко. Шара заливисто хохочет:

– Работает! Оно работает! А ну-ка…

И она подносит шарик к лучу света, и тот мгновенно вспыхивает ярким золотом. Шара хихикает, опускает его на землю и запускает к Сигруду. Тот останавливает его сапогом – но свет не уходит, озаряя его снизу.

– Чудо, – поясняет Шара. – Из «Книги Красного Лотоса», книги Олвос. Которое не работает… ну, в нашем Мирграде. А здесь…

– Вполне себе работает.

– Потому что здесь реальность подчиняется другим законам. Смотри – давай, запусти его обратно ко мне.

Шара поднимает шар, подбрасывает и кричит:

– Оставайся здесь и освещай! – И сияющая сфера зависает в десяти футах над ними, заливая улицы мягким светом. – Такие повсюду в Мирграде висели, вместо фонарей. Гораздо удобнее, согласись…

– И прекрасно показывает, где мы находимся, – неодобрительно замечает Сигруд. – Пожалуйста, погаси ее.

– Ну… На самом деле я не знаю, как это сделать.

Ворча, Сигруд поднимает с земли камень и запускает его в сферу. Шара вскрикивает и прикрывает руками голову. Камень попадает точно в цель, сфера лопается и рассыпается тучей пыли, которую тут же сносит вниз по улице ветер.

– Ну хоть камень ведет себя как обычно, – удовлетворенно замечает Сигруд.

Они бродят по Старому Мирграду – так Шара назвала место, где они находятся, – не имея четкого представления о том, что ищут. Город покинут и заброшен: сады пусты, во внутренних дворах никого. Однако все такое беленькое и чистенькое, и Шара даже порадовалась, что наглухо завернута в серую ткань, – уж больно сильно солнце отражается от этих белых поверхностей… И хотя город поистине прекрасен, она не может не вспоминать Ефремову теорию: «Интересно, а это боги его таким сделали? Или они просто сотворили то, чего желали континентцы?»

Иногда они заглядывают в переулки покинутого города и видят нечто неожиданное: вместо такого же переулка или внутренностей здания их глазам предстают грязные, загаженные улочки, по которым шагают хмурые горожане, или сточные канавы, ведущие в Солду, или глухие кирпичные стены.

– Вот еще помехи, – замечает Шара. – Связь с Новым Мирградом – нашим Мирградом.

Сигруд останавливается и заглядывает в окно, за которым кухня какой-то старухи. Он смотрит, как та отрубает головы четырем форелям.

– Интересно, они нас видят?

– Простите! – кричит Шара в окно. – Простии-иите!

Старуха бормочет:

– Как же я ненавижу форель… Боги мои, как же я ненавижу эту форель…

– Похоже, не слышат, – резюмирует Шара. – Пойдем.

А через несколько кварталов они набредают на огромную усадьбу, останавливаются и любуются белостенным особняком, арками в форме подковы, засаженными цветами двориками (ныне заросшими сорняками) и десятками сверкающих прудов, в которых отражается похожий на цветок дом.

– Хм, кто же здесь жил? – задумывается Шара. – Наверняка священник высокого ранга или кто-то из Благословенных…

Сигруд указывает на одну из арок:

– На самом деле это один наш знакомый.

Над аркой четко читается надпись: ДОМ ВОТРОВЫХ.

– Ах, вот оно что… – тихо говорит Шара. – Могла бы и сама догадаться. Воханнес говорил, что настоящий дом исчез во время Мига. Но я и думать не могла, что он был настолько прекрасен.

– «Кто-то из Благословенных» – это кто? – спрашивает Сигруд.

– Человек, в чьих жилах текла божественная кровь, – говорит Шара. – Потомки богов становились героями, святыми… им сопутствовала невероятная удача, о них слагали легенды… Мир вокруг Благословенных менялся сам собою и дарил им то, что они хотели.

Шара припоминает последние строки из дневника Ефрема. И это слово, одно на строке, – «Благословенные».

– Наверное, это здорово, так жить, – замечает Сигруд. – А что, семья Вотровых – из них?

– Нет, нет, что ты? Эти семьи очень бережно хранят память о своем происхождении. Если бы Вотровы были из них, они бы раструбили об этом на весь мир, не сомневайся. Так… постой-ка.

И она показывает на внутренний дворик с примятыми сорняками:

– Здесь кто-то был! Причем недавно!

Сигруд подходит к вытоптанному месту, присаживается на корточки и изучает следы на земле.

– Здесь прошло много людей. Очень много. Думаю, все мужчины. И да, это случилось недавно.

Он осторожно входит в высокую траву:

– И они были тяжело нагружены… – Потом показывает вперед, на другую арку в форме подковы, за которой открывается склон холма: – Вот туда они пошли.

И показывает на особняк: – А вот оттуда они вышли.

– Ты сможешь их выследить?

Сигруд смотрит на нее с безмолвным укором: мол, что за глупый вопрос – конечно, смогу.

Шара сначала думает, не разделиться ли им, но потом решает, что лучше держаться вместе. «Если потеряемся поодиночке, сможем ли выйти?»

– Мы пойдем туда, куда они пошли, – говорит она. – И если останется время, посмотрим, откуда они вышли.

Они идут по белым улицам, через дворики, огибая сады. Тишина тяжело давит на уши, и скоро в каждом солнечном блике Шаре начинает мерещиться острие арбалетного болта.