Роберт Беннетт - Город лестниц

«Я тебя не увижу, – говорит она городу, – но всегда буду помнить».

Стены все растут и растут, приближаясь, а потом пролетают мимо – и начинают уменьшаться за спиной.

«Когда я вернусь к тебе, – думает она, – если вернусь, узнаю ли я тебя? Не останешься ли ты таким лишь в моей памяти? Может, я приеду и тебя не узнаю?»

Она могла те же вопросы задать Галадешу: родному городу, где прошла ее жизнь. Городу, который она не видела целых шестнадцать лет. «Узнаю ли я его? Узнает ли он меня?»

Стены ужались до крохотного цилиндра бело-персикового цвета, банки, плавающей на черных волнах.

«Пусть все и уйдет в прошлое, – говорит она им, – но я не забуду».

Она ждет больше двух часов. Пока корабль не слишком качает – так, легонько переваливает с боку на бок, но очень скоро они выйдут в открытое море, и волны основательно их потреплют.

У нее достаточно просторная каюта – лучшее из того, что может предложить торговое судно. Она пообещала за нее щедрое вознаграждение от Министерства по возвращении в Галадеш. «Пенни за фунт, – размышляет она. – Дороже груза этот торговец еще не возил…»

Она смотрит в иллюминатор. С той стороны волнуются Южные моря, но в стекле отражается большой темный офис и тиковый письменный стол.

Наконец в офис входит тетушка Винья, вся встрепанная и замученная. И принимается яростно перебирать бумаги на столе, выдирать ящики, грохотать дверцами.

– Где оно? – бормочет она. – Где оно? Эти вопросы, эти проклятые вопросы!

Она хватает стопку бумаг, проглядывает их – и сердито вышвыривает в мусорное ведро.

– Похоже, – говорит Шара, – встречи прошли не очень-то гладко.

Винья резко вскидывает голову и озадаченно смотрит на Шару в окне.

– Ты…

– Я.

– Ты что делаешь? – приходит в себя Винья. – Да тебя арестовать за такое мало! Чудо на Континенте? Это государственная измена, чтоб ты знала!

– Что ж, тогда очень хорошо, что я уже не на Континенте.

– Что?!

– Это, как нетрудно заметить, вовсе не мой кабинет. – И Шара обводит рукой каюту. – Ты видишь меня в каюте судна, идущего по Южному морю. Курсом, естественно, на Галадеш.

Винья открывает и закрывает рот. Но продолжает молчать.

– Я возвращаюсь домой, тетя Винья, – говорит Шара. – Ты не можешь больше удерживать меня за границей.

– Я… еще как могу! Только попробуй вернуться! Я тебя тут же в тюрьму упрячу! Да я тебя под изгнание подведу! Неподчинение приказам Министерства иностранных дел – это измена! И мне… Мне плевать, что ты тут у нас известная личность, ты даже представить себе не можешь масштаб моих полномочий! Я тебя закопаю и мне слова никто не скажет!

– И что же это за полномочия, тетушка?

– Я имею право ликвидировать любые угрозы Министерству иностранных дел, не консультируясь ни с кем и в режиме полной секретности, я никому не подотчетна! Никакой надзорный орган, мать его, мне не указ!

– Значит, именно это, – медленно выговаривает Шара, – случилось с доктором Панъюем?

Праведный гнев Виньи мгновенно улетучивается. Она поникает, словно бы из нее вынули спинной хребет.

– Ч-что?

– Я бы на твоем месте, – говорит Шара, – присела.

Но Винья, похоже, не в силах двинуться с места – слишком ошарашена.

– Ну, как хочешь, – пожимает плечами Шара. – Я буду краткой. Скажем так. У меня есть впечатление, что где-то среди телеграмм и приказов и прочих исходящих сообщений Министерства – во всех этой куче совсекретных, не предназначенных для посторонних глаз, никем не досматриваемых и технически не существующих депеш – есть приказ какому-нибудь не слишком разборчивому бандиту на Континенте. Который уведомляет его об угрозе национальной безопасности в лице доктора Ефрема Панъюя в университете Мирграда, и что он или она уполномочены ликвидировать его без лишнего шума, а также обыскать офис и библиотеку и уничтожить все конфиденциальные материалы.

Шара поправляет очки:

– Ведь так?

Лицо Виньи заливает смертельная бледность.

– Ты ведь и эту беседу хочешь завершить таким же образом, правда, тетушка? – говорит Шара. – Но ты хочешь знать, что я знаю и как я это узнала. Ты хочешь узнать, знаю ли я, к примеру, почему доктора Панъюя назначили национальной угрозой, – точнее, знаю ли я, что ты это сделала по очень личным причинам.

Шара ждет, но Винья молчит и не шевелится. Только на щеке жилка дрожит, но, может, ей кажется.

– А я знаю, – безжалостно продолжает она. – Я знаю, тетушка. Я знаю, что ты – из числа Благословенных, Винья. Я знаю, что ты – потомок твари, которая снится в кошмарах добропорядочным сайпурским гражданам.

Винья смаргивает. По щекам у нее текут слезы.

– Ефрем Панъюй за время пребывания в Мирграде дознался об истинных родственных связях каджа, – говорит Шара. – И он, будучи честным и ответственным сайпурским исследователем, отослал тебе отчет – не подозревая, что тем самым подписал себе смертный приговор. Потому что для него истина всегда оставалась истиной, и было немыслимо скрыть ее.

Винья, успешно сопротивлявшаяся возрасту почти пятнадцать лет, опускается в кресло медленно-медленно, как настоящая старуха.

– Естественно, тебе это не понравилось, – говорит Шара. – Как и каджу – он тоже очень расстроился, когда об этом узнал. А Ефрем, естественно, планировал предать огласке результаты исследования: в конце концов, он же был историк, а не шпион. Поэтому ты и среагировала на него, как на угрозу национальной безопасности. И приказала его, как вы говорите, ликвидировать.

Винья сглатывает слюну.

– Это ведь так, тетушка Винья?

Винья целых полминуты пытается заговорить и не может. Наконец она выдавливает из себя тихое:

– Я… я просто хотела, чтобы это исчезло. Хотела жить дальше так, словно бы я этого не слышала.

Иллюминатор покрыт солеными брызгами. На палубе кто-то отпускает шутку, слушатели разражаются ехидным смехом.

– Зачем? – спрашивает Шара. – Почему ты разрешила мне остаться в Мирграде? Ты же знала, что я могу дознаться правды. Почему ты не воспользовалась служебными полномочиями и не перевела меня в другое место?

– Потому что я… испугалась.

– Чего?

– Тебя, – признается Винья.

– Меня?!

– Да, – кивает та. – Я всегда боялась тебя, Шара. С самого твоего детства. В Сайпуре всегда лучше относились к тебе, чем ко мне, – из-за твоих родителей. А у меня много врагов. И им было бы очень легко оказать поддержку тебе – и скинуть меня.

– Так вот почему ты разрешила мне остаться в Мирграде?

– Я знала, что, если заставлю тебя уехать, это вызовет у тебя подозрения! – говорит Винья. – Ты так привязываешься к людям… Если бы я встала у тебя на пути, ты бы лишь ожесточилась и продолжила упорствовать. И я подумала: мы же уничтожили записи Ефрема. Ты погорюешь с неделю, а потом уедешь из Мирграда. Получишь новое задание – и все само рассосется.