Карен Стрит - Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр

Едва мы покинули здание со змеями, я развернулся к нему.

– Что побудило вас мучить эту тварь? – спросил я со злостью, которой сам от себя не ожидал.

– Это вышло ненамеренно. Я не ожидал от змеи такой реакции.

– И все же вы подстрекали ее напасть снова, разыгрывая из себя заклинателя змей!

Дюпен сдвинул брови.

– Нет. Я пытался подчинить ее своей воле и, очевидно, сумел сделать это.

– Но она могла убить и нас, и прочих зрителей.

– Стекло загородки очень прочно. Это было очевидно. Все мы были в полной безопасности.

Конечно же, он был прав, но я был слишком раздражен его забавой, и дальше мы двигались молча, пока красоты парка не успокоили мои нервы.

– Простите мою вспышку. Похоже, нервы мои слишком напряжены после этого погреба.

Дюпен кивнул.

– Мне следовало принять это во внимание и обойти пресмыкающихся стороной. Это исключительно моя собственная ошибка. Что ж, идемте осмотрим Ботанические сады? Это наверняка поможет нам отвлечься. Вряд ли в этом великолепном совместном творении человека и природы прячутся какие-либо опасные твари.

– Будем надеяться, что вы правы, – улыбнулся я.

Во время неторопливой прогулки по прекрасным садам я думал о том, как понравилось бы здесь Сисси и Мадди. Атмосфера садов подействовала на мои нервы благотворно, и я вновь окреп духом. Да, меня надули. Здорово надули. Но больше у них это так легко не пройдет! Я исполнился решимости одолеть врагов.

– Вы приняли участие в сеансе миссис Фонтэн с неохотой, с самого начала зная, что это жульничество, но все же кинулись прочь, когда с вами говорила ваша бабушка. Отчего, Дюпен?

Дюпен поморщился:

– Вернее, когда со мной говорила миссис Фонтэн. Эта леди – мастерица собирать информацию. Этим она и живет, выманивая деньги у наивных одиноких дам.

– Однако это не ответ на мой вопрос.

Дюпен снова поморщился.

– Ее представление было состряпано мастерски. Признаюсь, на миг ей удалось обмануть и меня. Я просто не могу объяснить свою реакцию адекватно.

– Созданная атмосфера была вполне убедительна.

– Для большинства – возможно. Но способы достижения нужного эффекта очевидны. Хоровое пение псалмов создало атмосферу доверия, а та белая роза послужила впечатляющим началом спектакля. Миссис Фонтэн прекрасно изучила прошлое своей жертвы. Возможно, эта добрая леди сама рассказывала ей о былом при прошлых встречах, или же миссис Фонтэн провела тщательное расследование и замечательно подготовила весь этот чудовищный балаган.

– Что же в этом такого уж чудовищного? Ведь леди была довольна…

– Ей было сказано лишь то, что она хотела бы слышать. И в этом не было ни слова правды.

– Откуда вам знать, Дюпен? Как вы можете с уверенностью утверждать, что давно умерший возлюбленный этой дамы действительно не ждет ее в загробной жизни?

– По, ведь я – ученый, а не досужий фантазер.

– Но все же, если миссис Фонтэн – шарлатанка, то как ей удалось вызвать у вас такую реакцию, позволив той французской леди говорить ее устами? Той леди, которая, судя по всему, говорила последнее слово перед казнью. Будь миссис Фонтэн простой мошенницей, откуда она могла узнать о вашей бабушке?

Внимательно следя за выражением лица Дюпена, я надеялся, что и мне удастся поколебать его невозмутимый скептицизм, как это случилось во время «сеанса». Но меня постигло разочарование.

– Как я, кажется, уже говорил, я не бестелесный призрак, коим вы меня отчего-то полагаете. Выяснить, что произошло с моими дедом и бабушкой, совсем несложно. А представление миссис Фонтэн лишает всякой убедительности один простой факт: если бы бабушка говорила со мной с того света, она обращалась бы ко мне по-французски, поскольку не знала по-английски ни словечка.

Я не смог удержаться от легкого укола:

– Но, возможно, в загробном мире все говорят только по-английски?

– Одно это явилось бы веской причиной отрицать его существование, – парировал Дюпен. – Но, должен признать, миссис Фонтэн все же удалось застать меня врасплох. Но позже стало совершенно ясно, что ее представление – лишь хитрый способ противодействия моему критическому взгляду. Это была лишь часть их с профессором главного замысла – заточить вас в погребе.

Должно быть, на лице моем отразилось то самое потрясение, которое я надеялся вызвать у Дюпена.

– С профессором?!

– Который, конечно же, был и тем писарем во время повешения в Ньюгейте, и тем человеком, которого я не смог догнать во время ваших чтений. Очевидно, он весьма искусен в перевоплощении.

Вызвав в памяти образы всех троих, я усомнился в правоте Дюпена.

– Но я уверен: все они были разного роста!

– Дело всего лишь в обуви. В каблуках разной высоты, – пояснил Дюпен. – Вспомните, на что были способны ваши собственные дед и бабушка.

Если мне и трудно было представить, что миссис Фонтэн – злодейка, то вообразить в роли негодяя того змееглазого человека оказалось легче легкого.

Дюпен улыбнулся при виде моего замешательства.

– Если вы все еще не уверены в том, какие отношения связывают миссис Фонтэн и так называемого «профессора», вспомните броши, которые они носят. Уверен, вы заметили необычное украшение на платье миссис Фонтэн – брошь, во всех подробностях изображающую человеческий глаз.

Я кивнул, вспомнив яростный взгляд карего глаза.

– Да. Он был совсем как живой. И производил крайне отталкивающее впечатление.

– Что неудивительно, если вспомнить глаза, послужившие художнику натурой.

– Нет-нет, Дюпен, глаза миссис Фонтэн – приятного фиалково-синего цвета. Отнюдь не карие.

– Вы не понимаете. Брошь на ее платье изображает не ее собственный глаз, а глаз ее возлюбленного. На свете есть странная традиция. Возлюбленные, которым не суждено быть вместе – по причине злой судьбы или несчастливого брака – носят такие броши как тайный знак своей любви. Свирепый карий глаз принадлежит возлюбленному миссис Фонтэн. А он, в свою очередь, носит брошь в виде фиалково-синего глаза.

Я ни за что не поверил бы в такую фантастическую историю, если бы не видел брошь, украшавшую платье миссис Фонтэн, собственными глазами.

– Профессор, он же – писарь, он же – любитель литературы… Словом, какова бы ни была его истинная природа, он носит брошь в виде глаза, приколотой к жилету. Я мельком заметил ее еще во время сеанса, когда все мы взялись за руки, но связал эти детали воедино только после вашей пропажи.

– Трудно поверить, что женщина столь высокого положения, как миссис Фонтэн, полюбит этакого низкорожденного пройдоху. Еще труднее поверить, будто она заодно с человеком, намеренным убить меня.

– По, вступаться по-рыцарски за слабый пол – прекрасная черта. А вот обожествлять слабый пол совсем ни к чему. Привлекательная внешность отнюдь не гарантирует высоких моральных принципов.