Карен Стрит - Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр

– Со мной все в порядке, – солгал я. – Все хорошо.

Впереди, в темноте, показался призрачный огонек – пламя свечи, пляшущее за оконным стеклом.

– Смотри, мы почти дома. Идем поскорее в тепло.

Взяв жену под руку, я ввел ее в наш дом, сжимая в левой руке отравленный страхом листок.

Я вынул его из кармана лишь поздней ночью. Мы съели приготовленный Мадди ужин. Мы обсудили выставку и эксцентричность мистера Стрита. Я рассказал о планах относительно нового журнала. И только когда Сисси и Мадди отправились спать, я, наконец, вынул письмо и развернул его.

Филадельфия, 18 ноября 1840 г.

Дорогой мистер По!

Наши лондонские встречи завершились не так, как было задумано, но, даю слово, мы встретимся вновь. Nemo me impune lacessit. Я приду неожиданно. Вы подумаете, что это лишь завывание ветра в трубе, пробежавшая по полу мышь, одинокий треск сверчка. Но тщетно будете вы тешить себя этими иллюзиями. Настанет час нашей последней встречи, и вы познаете весь ужас, испытанный моим отцом на скамье подсудимых, всю гнетущую тоску, снедавшую его в Ньюгейте, все горести его семьи, с которой он был разлучен. Утешеньем же вам будет лишь быстрая расплата. Когда она свершится, дело моего отца будет, наконец, завершено.

Поспешите оставить след в истории, мистер По. Время не ждет.

За сим остаюсь искренне ваш,

Джордж Ринвик Уильямс.

Уильямс?! Но как же так? Это было невозможно, однако почерк, безусловно, принадлежал Уильямсу. Но я отчетливо видел и помнил человека, распростертого на полу часовни в луже крови. Это был он – Уильямс, портье из «Аристократической гостиницы Брауна», улыбавшийся мне в лицо, подавая почту, а за спиной – шпионивший за мной и замышлявший убийство. Как? Он был мертв. Он не дышал, и сердце его не билось. Клинок Дюпена пронзил его, словно ту самую восковую куклу, но на этот раз жертва уж точно была из плоти и крови…

Внезапно мне все стало ясно! Наука графология говорит, что «Молитва» Курвуазье была написана левшой, как и рекламное объявление «Аристократической гостиницы Брауна». Об этом же говорил и Дюпен. И оба мы совершенно упустили из виду эту ключевую улику… Я вспомнил, как портье – неразговорчивый черноволосый и черноглазый человек – рисовал для меня импровизированную карту, маршрут до Саутгемптон-уэй, неуклюже изогнув левую руку, чтобы не размазать чернила. Обычно этот портье дежурил по ночам, и мы нечасто видели его, но он, определенно, был того же сложения и роста, что и писарь с профессором и доктором Уоллисом. Все это был он, мой враг, только под разными личинами! Мертвый же человек в часовне был его коллегой, работавшим по утрам. Возможно, Уильямс заплатил ему за пособничество, а может, он был втянут в это дело обманом – неважно. Это пособничество он искупил собственной жизнью.

Я вспомнил утро моего отъезда из Лондона и сердечное прощание ночного портье. «Что может быть важнее семьи?..» Я вздрогнул от мысли, что безобидные слова вежливости на самом деле могут обратиться страшной угрозой.

Спал я той ночью плохо. Каждый скрип, каждый шорох заставлял вскакивать в постели. То же повторилось и следующей ночью, и той, что настала за ней. Как ни старался я выкинуть угрозу Уильямса из головы, она не покидала меня, точно наваждение. И чем больше я старался скрыть свои тревоги от Сисси, тем больше страдал. Мое настроение становилось мрачнее и мрачнее с каждым днем. «Nemo me impune lacessit»… Эта угроза терзала меня. И день за днем я возвращался к этим проклятым письмам, пока не понял, что должен избавиться от них. Но разве я мог предать их огню, утопить в Скулкилле, закопать в лесу? Нет, не мог. Рука не поднималась.

Поэтому я схоронил письма в той самой шкатулке красного дерева, присовокупив к ним и темно-синий глаз. Выломав из пола спальни три половицы, я уложил шкатулку в проем между лагами, а потом уложил половицы на место, да так искусно и хитро, что отныне мое проклятое наследие надежно укрыто от любопытных глаз и от меня самого.

Как я уже говорил, я вполне спокоен и ясен умом. Если все вокруг – сияние солнца, звон чашек о блюдца и вилок, ложек и ножей о тарелки – и кажется мне слишком резким, то это лишь из-за безобидной обостренности чувств. Нет, я не повредился умом. Каждый вечер полон забот – я защищаю нас от неминуемого. Я проверяю, надежно ли заперты ставни, хранящие нас от самой тьмы ночи. Лежа в постели, я не спускаю глаз с теней на стенах и чутко прислушиваюсь, не вползает ли зло в наш добрый маленький дом.

С наступлением утра я шепчу себе: «Ты в безопасности» – и стараюсь забыть о навязчивых тревогах. На свете есть тайны, разглашать которые не позволено, и я поклялся перед призраками тех, кто предшествовал мне, что все, записанное на этих страницах, ляжет со мной в могилу. Уверен, это самое мудрое решение за всю мою жизнь.

Я бесконечно благодарна моему литературному агенту Оли Мунсону, а также Бекки Браун, Хелен Фери и Дженнифер Кестер из литературного агентства «Эй Эм Хит» за неоценимую помощь. Огромное спасибо моему редактору – чудесной Дженни Пэррот, Полу Нэшу, Софи Уилсон, Марго Нил, Кейлин Нил и всем сотрудникам «Уанворлд Пабликейшнз», с которыми было так приятно работать. Большое спасибо издательству «АСТ», редактору Вячеславу Бакулину, а также Дмитрию Старкову – за потрясающее внимание к деталям и бережное отношение к языку.

Благодарю за поучительную обратную связь своих подруг и коллег Шону Джиллиган и Салли Гриффитс, критиковавших каждую строку, и читателей, с которыми встретилась в Университете Южного Уэльса, – особенно Роа Миддлхерста, Криса Мередита и Сару Браутон. Особая благодарность – Филиппу Гроссу, вдохновившему меня писать этот роман, едва услышав о зачатках его замысла. Его постоянный энтузиазм и конструктивные советы заставляли меня продолжать работу даже тогда, когда этот проект меня обескураживал. Спасибо Алену Нослиру, Кейт Браун – за вдохновение, рожденное в беседах о совпадениях сюжета с событиями из жизни, и особенно – Даррену Хиллу.

Большое спасибо моей жене Светлане. Минимум треть этого перевода – ее заслуга.

Благодарю также моих старых друзей Валерия Ушакова и Наталью Фейгину за крайне полезную критику и помощь в переводе некоторых стихов.

Исследования, потребовавшиеся, чтобы написать этот роман, доставили мне истинное наслаждение. Особо должна оценить энтузиазм и знания персонала Национального исторического музея Эдгара Аллана По в Филадельфии; катакомбы кладбища Всех Душ в Кенсал-грин; Филадельфийскую публичную библиотеку, где хранится собранная полковником Ричардом А. Гимбелом коллекция материалов и экспонатов, связанных с жизнью Эдгара Аллана По, включая Хвата, домашнего ворона Чарльза Диккенса.