Лев Гурский - Есть, господин президент!

— Нет, запрещать нельзя, — печально не согласился он. — Это не по закону. У нас же в России, черт возьми, свобода слова.

— Правда? — удивился я. — Вы уверены? Отрадно слышать. Ну раз вы считаете, что в России есть свобода слова, вам придется поискать иные варианты борьбы… О! Вы можете объявить газете личный бойкот. Не давать им интервью. Корреспондент придет к вам за интервью, а вы его в шею, в шею! А еще можно спустить его с лестницы и сверху немного обдать помоями. Это будет симметричный ответ. И, главное, в рамках закона о печати — не подкопаешься.

— Как вы говорите? В шею? Помоями? Очень, очень интересно… — Ганский замолчал, осмысляя вновь открывшиеся перспективы.

Теперь пора было переходить к главной теме сегодняшней беседы. Но делать это придется филигранно. Бережно. Нежно. Чтобы старый хрыч не взбесился и не опробовал на мне мою же идею.

— Скажите, Марат Юльевич, — кинул я пробный камушек, — а не осталось ли в естествознании… э-э-э… каких-то «белых пятен»?

— После Альберта Эйнштейна — ни одного, — без колебаний ответил Ганский. — Все фундаментальные открытия сделаны. Картина мира полностью сложилась и описана во всех учебниках.

— Иными словами, — уточнил я, — современная наука может объяснить абсолютно все? До последнего муравьиного чиха?

— Того, что она не может объяснить, не существует в природе, — отрезал, как бритвой, нобелевский лауреат.

— А чего, к примеру, не существует? — Задавая этот вопрос, я постарался сыграть в наивность на грани идиотизма.

Марат Юльевич даже улыбнулся снисходительно моему невежеству:

— Не существует всего, что противоречит законам сохранения энергии или сохранения вещества. Всего, что не отвечает законам эволюции живой материи. Сухая вода, тонкие миры, торсионные поля, психотронное излучение, реликтовые гоминоиды — да мало ли какой дури понапридумывают? То, что нельзя получить двигатели с КПД больше 100 %, давно установленный факт, а всякие безмозглые попытки оспорить очевидное — чушь и ересь.

— Нужно не иметь ни одной извилины, чтобы не понять, какой это бред, — торопливо поддержал я. — Щелкоперы должны стыдиться.

— Им не стыдно, им сенсации подавай, — брюзгливым тоном сказал Ганский. — Как только прессе надоедают perpetuum mobile или инопланетяне, сразу появляются какие-то дети, больные аутизмом, которые будто бы видят с завязанными глазами и разговаривают с мертвецами. Или какие-то деревенские бабки — те, вы подумайте, по кофейной гуще предсказывают движение рынка ценных бумаг…

— А какова точность предсказаний? — полюбопытствовал я. — Вдруг эти чудеса можно использовать на благо родины?

— Мой юный друг, у меня богатый жизненный опыт, и не верю я ни в какие чудеса, — вздохнул академик. — Они, с моей точки зрения, являются типичным проявлением лженауки или шарлатанства.

— Но как тогда быть с евангельскими чудесами? — осторожно запустил я еще один камушек. — Ну, там, воскрешение Лазаря, хождение по водам, превращение воды в вино. Это тоже лженаука?

— Я атеист! — Своей единственной рукой Ганский сделал быстрый жест, как будто отгонял мошек. — Знаю, сейчас это моветон, но я, уж простите, человек старой закалки. Для меня евангельские истории не аутентичны реальности. Впрочем, я готов признать, что свидетели, быть может, не врали и не бредили: все так называемые чудеса поддаются рациональному толкованию. Воскрешение Лазаря — заурядный случай выхода из летаргии. Превращение воды в вино — всего лишь массовый гипноз. Факт хождения по воде любой физик объяснит флуктуациями поверхностного натяжения. Как известно, обычные пауки-водомерки проделывают данный трюк не одну тысячу лет, и никто пока еще не записал тех насекомых в мессии…

— Хорошо, Марат Юльевич, а что вы скажете об этих насекомых?

Я поманил пальцем академика, подождал, пока его инвалидское кресло окажется с моей стороны стола, и показал гостю фокус.

Полчаса назад, прибираясь на столе, я легкомысленно смахнул крошки от пирожного в верхний ящик, совсем забыв про тараканов. И зря. Вероятно, три оставшихся участника бегов отыскали — вслед за покойным ныне Васютинским — лазейку из коробки, выползли и жадно накинулись на крошки. Каждому, подозреваю, достались неравные доли добычи. Поэтому когда я вскоре сунулся в ящик за карандашом, вопрос о власти моя троица уже для себя решила. Из бумажных обрывков, ластиков, зубочисток, канцелярских скрепок и прочего мусора Титкин с Сычевым сооружали Никандрову некое подобие трона. Сейчас тараканий царь или президент, заняв позицию, проводил что-то вроде совещания своей Администрации и на тараканьем языке раздавал указания аппарату…

— Изящно, — с кислой улыбкой произнес академик. — Но ничего чудесного. Самоорганизация в колониях членистоногих — это вполне в рамках современной биологической науки. Правда, я читал у кого-то из французов или бельгийцев, что тараканье сообщество выстроено по демократическим принципам. А ваши кремлевские особи, я смотрю, выбрали себе принцип властной пирамиды. Что ж, и не такое бывает. В жизни, молодой человек, вообще много забавного, успевай только уворачиваться. К нам в Академию как-то раз явился один горец — тоже весьма забавный шарлатан. На голубом глазу уверял нас, что живет больше пятисот лет, и даже рассказал пару любопытных анекдотов о Торквемаде и Лойоле.

— И что с ним стало дальше?

— Да черт его знает, — пожал плечами Ганский, — делся куда-то. Обратно в горы свои, наверное, полез. У него ведь не было ни московской регистрации, ни документов. Как, впрочем, и у многих других шарлатанов. Вы думаете, ими движет бескорыстная любовь к истине? Накось выкуси! Квартирный вопрос — вот что им покоя не дает. Они почему-то вбили себе в головы, что Академия всесильна, что мы может сделать жилплощадь им и их гениальным деткам после пары дешевых фокусов. И ведь злятся, когда мы их посылаем. Ну нет никакого врожденного пирокинеза! И ватеркинеза врожденного нет! И не умеют младенцы гнуть ложки взглядом!

— А как насчет феноменов… э-э-э… благоприобретенных? — забросил я свою главную удочку. — Скажем, к примеру, обычный человек облучился — и стал человеком-пауком. Или, допустим, кто-нибудь съел что-нибудь необыкновенное — и сразу обрел невероятные способности. Такого наукой не зафиксировано?

На лице лауреата Нобелевской премии появилось выражение скорби.

— К великой моей печали и тоске, — сообщил Ганский, — город Лос-Анджелес находится вне сейсмоопасной зоны. И шансы, что треклятый Голливуд со всеми его блокбастерами однажды провалится в тартарары, я как физик оцениваю крайне невысоко. А жаль, ой как жаль! Из-за него у нынешней молодежи такая каша в голове!