Лев Гурский - Есть, господин президент!

Пачкая пальцы в крови, я кое-как обтер подошву ботинка, но мелкие неприятности на этом не кончились. Еще в вестибюле охрана корпуса затеяла с моей охраной интеллектуальный спор, кто тут главнее и кто имеет право проносить внутрь огнестрельное оружие, а кто нет (только корочки Администрации президента и мое любезное обещание разогнать всех здешних к чертовой бабушке загасили свару). Лифт сверху не приходил страшно долго. Потом мы перепутали этажи. А в довершение ко всему в меня — уже на правильном этаже — едва не врезалась какая-то психованная брюнетка. И если бы я не уступил ей дорогу, обязательно бы врезалась.

Я уже морально приготовился к тому, что и Серебряный, по закону подлости, окажется опять без сознания или, того хуже, мертвым трупом. Но, как ни странно, бывший мой начальник был жив, в здравом уме и трезвой памяти. Мне даже не пришлось его расталкивать.

— Здравствуй, Ванечка, — зашептал он, увидев меня у своего больничного одра. — Значит, ты все же открыл диск и убедился… Ну ладно-ладно, не строй из себя целку, я ведь понимаю, что ты явился навестить меня не просто так… Все файлы уже просмотрел?

— Только начал, — признался я, — там их чертова прорва. И вдобавок у меня, кроме тех файлов, нашлись еще кое-какие дела…

Без прелюдий я выложил на тумбочку один из «парацельсов».

— О-о! — На синеватых губах бывшего шефа проступила гримаса, похожая на его фирменную улыбочку. — Молодец, Ваня, хвалю. Ты уже перешел от теории к практике, поздравляю. И каковы успехи?

— Никаковы. — Я не хотел рассказывать ему о первом, удачном, опыте. — Можете сами попробовать. Обычное пирожное, без чудес.

— Спасибо, верю тебе на слово, — слабо хмыкнул Серебряный. — С чудесами ты бы мне его не предложил, я не обольщаюсь… Жалко, ты не открыл все файлы. Там где-то в пятой или шестой сотне есть очень смешной фрагмент — когда фюрер после июля 44-го обнаруживал, что его любимые пирожные — только пирожные и все. Мистика из них вышла, и власти над толпой больше не было…

— А почему ее не было, вам известно? — Я затаил дыхание. Виктор Львович открыл рот, закашлялся и жестом указал на стакан, стоящий на тумбочке. Я послушно влил в него какого-то сока.

— Видишь ли, Ванечка, история… — Серебряный сделал пару глотков и откинулся на подушки. — Та история, которую знают все, и та, которая была по-настоящему, сильно отличаются. Вот все считают, что заговор против Гитлера в 44-м не удался. А он удался. Потому что у Штауфенберга и компании получилось самое главное: рецепт пирожного исчез. С тех пор шарик сдулся. Гитлер из вождя нации стал заурядной истеричной развалиной, которую еще почти год слушались по инерции. Больше ничего у его повара

Ланге никогда не получалось. Все компоненты были верные, он их помнил наизусть… а в результате — никакого магнетизма.

— Так почему же?.. — Я с трудом сдерживал раздражение. Старик как будто нарочно не спешил переходить к самому главному.

— Тут, Ванечка, какой-то странный феномен, объяснить который я не берусь… Чудо — и все тут. Чтобы «Магнус Либер Кулинариус» дала результат, отличный от нуля, сама книга — ну или хотя бы оригинал листа с рецептом — обязаны присутствовать при готовке. Рядом. В той же кухне. Иначе не выйдет ничего волшебного, даже у самого великого повара в мире… В том-то, Ванечка, и ценность книги! А ты как думал? Будь по-иному, любой дурак мог бы списать или отксерить рецептик и делать что заблагорассудится. Нет, для чудес по Парацельсу нужен оригинал манускрипта. Или…

— Или что?

— Боюсь, Ванечка, тот способ… он тебе вряд ли подойдет… — Глаза Серебряного потускнели, его шепот стал еще тише.

— И все-таки — или что? Что?! — Я еле удержался, чтобы не встряхнуть вредного старикашку, как шейкер.

— …или готовкой должен был заниматься сам Парацельс… Прошелестев эти слова, Виктор Львович закрыл глаза. То ли

заснул, то ли потерял сознание, то ли, гадина такая, помер.

В Останкино полным-полно ресторанов: у обычного человека со здоровым желудком и аппетитом в пределах нормы не хватит ни сил, ни времени, ни денег обойти все за вечер. Поэтому гражданам приходится выбирать одно из зол — по вкусу и по кошельку.

Люди семейные, без больших изысков и привычки бросать бабки на ветер предпочитают кабак «Останкино» на территории одноименной гостиницы, где удовлетворяются порцией жаркого из говядины — с приправой из чабреца, черного перца и свежих побегов петрушки.

Москвичи с фантазией заказывают столику «Поросяток». Там в предвкушении жюльена из лисичек или грудки индейки под грибным соусом можно прокатиться на роликах вокруг веранды и раскокать пару плафонов из духового ружья (их потом запишут в счет).

Иностранных туристов тянет, конечно, на верхотуру телебашни — 350 метров над уровнем останкинского пруда. Правда, в «Высоте» прекрасный вид сверху продается в связке с ординарным уличным фаст-фудом, зато в «Русском Бриллианте» или в «Юпитере» к обзорной панораме Москвы добавлена, например, еще и маринованная говядина по-карибски — с кокосовым молоком, желтым сладким перцем и, само собой, высокогорным удвоением наземной цены деликатеса.

Что касается меня, то я, заезжая к Вадику Кусину в телецентр, выбираю «Ночной зефир» — недавно открывшийся ресторан в левом крыле АСК-1, на втором этаже. Заведение это нравится мне не только божескими ценами и дивным рыбным пирогом с филе красного берикса, но и возможностью встретить за соседним столиком какую-нибудь утомленную эфиром знаменитость. В неформальной, что ценно, обстановке. Этой зимой я с близкого расстояния наблюдала, как тезка моего Вадика, великий телеведущий Вадим Вадимыч Позднышев добивался свежести булки со шпинатной начинкой: попробует пальцем корочку, интеллигентно выругается — и пристыженный официант бежит за новой. А месяц назад я застала здесь, буквально в пяти шагах от себя, видного писателя-патриота Савла Труханова. Меня порадовало, когда он, свирепо оглядываясь по сторонам — и на меня в том числе, — прикрывал свой кофе плотной пластиковой заслонкой: опасался, наверное, что вокруг найдется много желающих от всей души плюнуть ему в стаканчик…

Сегодня мы тоже сговорились с Кусиным увидеться здесь, в «Ночном зефире». Я вытащила Макса на двадцать минут раньше — в надежде полюбоваться жующим бомондом и успеть заказать пирог.

Заказ у меня приняли на удивление быстро, а вот вип-персон был явный недобор. Среди посетителей не набиралось и полудюжины узнаваемых морд — три-четыре штуки от силы. Метрах в трех от нас целеустремленно пожирала заливное мясо детективщица Тавро, сама похожая на огромный трясущийся холодец. Вдали, у стеночки, под репродукцией верещагинской «Шипки», обозреватель Леонтьев устало лакомился чем-то кровавым. Неподалеку шоумен Кудасов с потерянным видом расковыривал ложкой гору взбитых сливок, словно обронил там десятикопеечную монету. А слева от нас пилил ножиком курицу провансаль невероятно знакомый дядя с загорелым лицом и светлой полоской шрама на носу… Неужели он? Ба, ну и встреча!