Олег Дивов - Новый мир

— Твой чай сейчас остынет, — очень ласково сказала леди Памела. — А тебе сейчас нужно горячее питье. И выговориться. Когда выговоришься, мы вместе подумаем, как тебе помочь. Да, Делла?

— Мы для этого тут и сидим, — поддакнула я.

— В общем, я вот так и жила. Черные промежутки запоя и светлые периоды трезвости. Последние все короче и короче. Я чего только не делала! Я завела собак, я усыновила ребенка. Я правда люблю и сына, и собак. Но меня это не спасало. Каждое утро я кляла себя последними словами. Я ругала себя за безответственность. Было только хуже. Потом была Кэрол… Как я пила в то время — не описать. Потом мы с Йеном поженились. И я выдохнула. Потому что он крепкий, сказала я себе, я выдержу. Я очень боялась, что меня положат в клинику, у меня ж тогда сына и собак отобрали бы. У меня такая хитрость проснулась на предмет того, как все скрывать! И я вцепилась в Йена. И снова Кэрол. Я правда не помню, что там было. Но я точно не пила. Пить я начала опять после развода. Потом я приехала сюда. Дел, но я ж держалась, правда? Я нормально держалась! Но как меня тянуло… Даже не выпить. Напиться. И тут мне бывший муж пишет. Не Йен, первый самый, засранец этот, с которым я научилась виски жрать и на наркоту подсела. Мол, давай встретимся. Я молчала, молчала. А он уговаривал. И чем больше уговаривал, тем сильней меня тянуло. В общем, я решила сходить на свидание, хоть узнать, чего ему надо. Но, понятно, я себе зарок дала: ни капли. Думала по берегу реки с ним походить, для того и ушла незаметно: не хочу никому ничего объяснять. А он меня у моста ждал, на машине. Повез в Эдинбург. И как мы с ним нахреначились… Мне так весело стало, захотелось компании. И мы поехали на его машине. Причем я была за рулем. Приехали черт знает куда. Я там никого не знала. Нормально веселились, вдруг мне один парень из той компании и напоминает про тот ролик, который с Кэрол сделали. И говорит этак — мол, поможешь в одном деле, и я сохраню твой позор в тайне. А дальше у меня только красная пелена в глазах. Я шарахнула его бутылкой по башке. Мой бывший меня оттуда увел. Я еще голышом по улице побегала. Потом нашла свои джинсы, взяла его куртку и поехала сюда. Такси автомат, а то б я дальше полиции не уехала. Я только в машине поняла, что по уши в кровище. Но в кармане куртки была фляжка вискаря, и я ее уговорила. Потому доехала нормально. Вот, собственно.

— Какая досада, — сказала я, — что ты не запомнила того, кому пробила голову. Теперь придется ждать, пока за тобой явится полиция, — она-то нам и скажет, кто тебя шантажировал.

— Да я не помню! — воскликнула Нина со слезами в голосе. — Не помню! Я вообще не знаю, может, я все это придумала! Я в дороге уснула, а мне по пьяни всегда такое снится, что я потом не могу отличить — чего приснилось, а чего на самом деле было! И теперь мне, наверное, уже точно нужно лечиться, а то я убью кого-нибудь, кого люблю.

Леди Памела легонько похлопала ладонью по колену, привлекая внимание.

— Нина, мне жаль тебя, но это не лечится. Как грустно, мы ведь живем не в Средние века и даже не в эти ужасные двадцатые столетия… Но есть проблемы, которые медицина даже сейчас решить не может. Это генетика. Я знаю. Нельзя иметь в предках порченых людей. У меня эта болезнь выражена очень, очень сильно. Поэтому мне никогда не наливают того же шампанского, что и всем. В моем вине нет алкоголя. Оказалось, проще запретить мне алкоголь, чем избавить от страданий. Я узнаю эту болезнь издали, в других людях, мне довольно одного взгляда, чтобы все понять. Знаете, почему я никогда не заведу собаку? А ведь я люблю собак. Я люблю их куда больше, чем кошек. Но держу только кошек. Я объясню, почему. Мне было шестнадцать, и молодой человек, моя первая любовь, подарил мне очаровательного йорка. Я обожала свою собачку. Я носила ее в специальной сумочке, укладывала спать в свою кровать. Моя мама уже тогда заподозрила неладное, но мне казалось, что она придирается ко мне. Однажды мы с моим молодым человеком украли две бутылки вина. Наутро я уже знала о себе все. Мы выпили, поссорились, я хотела ударить его, он увернулся. И тогда я попыталась убить щенка, которого он подарил мне. Ту собачку, которую я любила даже больше, чем парня. Чтобы сделать больно — не знаю, кому. К счастью, мне не удалось… Я скрыла это происшествие от родителей, не рассказала о нем своему психологу. Я решила, что больше никогда не притронусь к спиртному. Но через два года история повторилась. И было то же самое, но хуже. Я была в компании товарищей по школе, один привел свою девушку. Сначала она мне понравилась. Я расточала ей комплименты, совершенно незаслуженные. А потом она мне сказала что-то вроде «отстань, дурочка, хватит уже». Я пришла в ярость. Потом была полиция, скорбные лица моих родителей, адвокат, соглашение сторон, компенсация ущерба… Как это низко — вызывать полицию к несчастной больной девушке, не правда ли?

Нина недоверчиво хмыкнула:

— Ну, это к вам, а я-то просто распущенная…

— Нина, — леди Памела сдвинула брови, — хватит себя винить. Ты не изменишь прошлого. Стыд может испортить тебе будущее, но не спасет прошлое. Стыд делает тебя уязвимой перед любым мошенником. И это я тоже сполна познала на себе. Наступает момент, когда ты готова общаться с кем угодно, потому что теряешь всех друзей, тебя отовсюду гонят. И тогда ты — готовая жертва. Это не твоя болезнь привела к тому, что ты стала жертвой шантажистов. К этому привел твой стыд и неизбывное чувство вины.

— И что мне теперь, радоваться тому, что я натворила?!

— Нет. И бежать от ответственности тоже нельзя. Лечиться необходимо. Но чтобы сделать правильный выбор, ты должна принять себя. Тебе еще предстоит научиться тому, чтобы принимать свой опыт, не отвергая его и не казня себя за него. В сущности, это две стороны одной медали. С одной — полное бесстыдство, с другой — саморазрушение. Одно переходит в другое мгновенно. Ты никогда не знаешь, как проявится груз твоей вины — ты захочешь убить кого-то или захочешь убить себя. Нужно запомнить одно: у тебя слабая психика. И надо так выстроить свою жизнь, чтобы защитить ее. Да, я уже говорила, что полного излечения не будет. Но вполне можно превратить редкие светлые промежутки в постоянную ремиссию. Да, придется жить с осознанием, что ты слабее большинства людей, что тебе никогда не стать такой, как они. Ты можешь научиться притворяться, но притворство будет злить тебя — и настанет день, когда твоя боль прорвется наружу уже в трезвом состоянии. Поэтому притворство для тебя — такой же яд, как и алкоголь, как и наркотики. Тебе придется научиться выпускать свои чувства в тот миг, когда они возникают. И подобрать такое окружение для себя, чтобы оно не было равнодушным к тебе. Твоя болезнь зашла так далеко лишь потому, что окружающие были равнодушны. Они хотели видеть в тебе человека, которым ты никогда не была и никогда не станешь. Им было наплевать на твою боль, которая копилась каждый день и каждый час, отравляя твою жизнь. Тебе нужны другие друзья. Которые помогут тебе быть собой, которые не станут подгонять тебя под свой идеал и тебя же винить в том, что ты не соответствуешь их ожиданиям. Ты всегда слишком низко ценила себя. Ты знала о себе, что больна, из-за этого верила, что ты недостойна нормального общества, и поэтому старалась стать другой, чтобы заслужить внимание и дружбу. Поэтому твоя болезнь начала прогрессировать.