Джим Батчер - Холодные дни

– И если Мэб умрет… – начал я.

Она взмахнула рукой, указывая на стену.

– Значит, контролировать битву будет испорченный, склонный к садизму и убийствам неопытный ребенок.

Адские колокола! Я протер глаза и пока делал это, связал все концы воедино и осознал кое-что еще.

– Значит, осада, – сказал я. – Твари атакуют стены. Но там есть и другие, пытающиеся сделать подкоп, чтобы изнутри открыть ворота своим дружкам. Вот это и есть противник. Верно? Подрывник, лазутчик.

Мать-Лето сказала:

– Вот, видишь? У тебя есть потенциал когда-нибудь стать вполне разумным человеком. Держись рядом со мной, дорогой.

И мы твердым шагом двинулись в сторону массивных ворот.

Добирались мы туда недолго, но подойдя к основанию стены и шагая вдоль нее, начали привлекать взгляды ее защитников. Я почувствовал растущее напряжение, когда марширующая колонна вооруженных солдат Сидхе легким шагом прошла сзади нас, быстро нас догнав.

Мать-Лето отвела меня немного в сторону, чтобы не мешать колонне, и они стали проходить мимо нас. Я не особо обо всем этом задумывался, пока кто-то во главе колонны не отдал команду звонким голосом, и Сидхе остановились как один, одновременно топнув сотнями сапог. Голос отдал еще одну команду и все Сидхе повернулись лицом к нам.

– Ого, – сказал я.

Мать-Лето коснулась моей ладони своей, и ее успокаивающий жест согрел меня словно июньское солнце.

– Ш-ш-ш.

Голос отрывисто подал еще одну команду, и все Сидхе – одновременно – опустились на одно колено и склонили головы.

– Доброе утро, кузены, – торжественным голосом сказала Мать-Лето. Она взяла меня за руку и широкой аркой провела ею над стоявшими на коленях солдатами. Нежная, едва уловимая сила мягко и тонко зазвучала в воздухе. – Идите вперед с моим благословением.

Один из солдат во главе колонны встал и поклонился ей, как бы благодаря за теплые слова. Затем он отдал еще одну громкую команду, колонна поднялась, повернулась и продолжила свой марш.

– Ха, – сказал я.

– Да? – спросила Мать-Лето.

– Я как бы ожидал… чего-то другого.

– Зима и Лето – две противостоящих друг другу силы, – сказала она. – Но мы принадлежим нашему миру. Здесь это все, что имеет значение. И продемонстрировать уважение своим старшим всегда благоразумно.

– Да, мэм, – сказал я.

Мать-Лето одарила меня легкой и все понимающей улыбкой.

Мы продолжали идти, следуя тем же путем, что колонна, и вскоре достигли ворот. Там я увидел меньшую пару ворот, – калитки для вылазок – встроенные в главные створки. Они были размером с гаражные ворота пожарной станции. Пока я глазел, прозвучала команда, и пара тяжеловооруженных огров, каждый со своей стороны калитки, распахнули их. Колонна, прошедшая мимо нас, стояла, ожидая приказа маршировать наружу, но двинулись они не сразу. Вместо этого прибыла колонна тележек и носилок, перевозившая стонущих солдат, раненных в бою снаружи. За нею надзирали несколько дюжин Сидхе, облаченных в чисто белые доспехи, обрамленные широкими зелеными и красными полосами – Летние рыцари Сидхе. Медики. Несмотря на огромное количество войск, которые я видел, раненных, поднесенных к воротам, было менее сотни. Иные явно не намеревались оставлять врага в живых.

Худощавая фигура сошла по лестнице, встроенной в стены, обрамляющие ворота. Сначала она выглядела как размытое пятно сквозь слои и слои хрусталя. Сошедший был на пару дюймов выше меня, что равнялось без малого семи футам, но двигался живо, излучая энергию и целенаправленность. На нем была темная мантия, сперва показавшаяся мне черной, но, когда он вышел на свет, освещенные ее участки дали понять, что она темно-лилового цвета. В одной обветренной руке он держал длинный почти бесцветный чародейский посох, а капюшон закрывал бóльшую часть его лица – за исключением орлиного носа и вытянутого подбородка, покрытого седеющей бородой.

Он говорил с Летними и Зимними Сидхе на языке, который я не понимал, но те явно понимали его, на нем чародей отдавал инструкции медикам Летних. Они подчинялись его приказам с явным почтением. Чародей наклонялся, чтобы рассмотреть каждого из поверженных бойцов, кивая после этого медикам, и тогда они немедленно уносили раненного Сидхе обратно по ту сторону ворот, на место, бывшее чем-то вроде площадки для сортировки.

– Рашид, – пробормотал я, узнав, наконец, человека. – А что он делает здесь?…

Я замер и уставился на массивные ворота, возвышавшиеся над нами.

Рашид, член Совета Старейшин в Белом Совете чародеев имел еще один титул, имя, которым его называли чаще всего.

Хранитель Врат.

Он закончил с последним раненым, потом повернулся и направился к нам длинными, целеустремленными шагами. Не дойдя нескольких шагов, он остановился и поклонился Матери-Лето, которая ответила низким, церемонным кивком. После этого он подошел ко мне, и я видел поблескивание его глаза под капюшоном. С широкой и искренней улыбкой он протянул мне руку. Я пожал ее, чувствуя себя немного потрясенным.

– Ну, ну, ну, – сказал он. Его голос был глубоким и теплым, с акцентом, который звучал как британский, и со множеством более экзотических оттенков. – Я надеялся, что мы еще увидим твое лицо, Страж.

– Рашид, – ответил я. – Э-э… мы… они…

Улыбка Хранителя Врат слегка погрустнела.

– А, да, – сказал он. – В первый раз, думаю, они производят впечатление. Добро пожаловать, Страж Дрезден, к Внешним Вратам.

– Внешние Врата не реальны, – деревянным языком выговорил я. – Они… Они должны быть метафорой.

Мать-Лето едва слышно рассмеялась.

– Оставлю-ка дела смертных смертным, – сказала она. – Я буду неподалеку, молодой чародей.

– Кгм, – сказал я. – Спасибо.

Она кивнула и пошла по направлению к раненному Сидхе.

– Ну, – сказал Хранитель Врат. Он казался… не то, чтобы веселым, но в нем присутствовало нечто из того же квартала: позитивность, уверенность, сила. – Ты умудрился забраться очень далеко от дома.

– Мать-Лето довезла, – сказал я.

– А, – сказал он. – И все же, я не припомню, когда в последний раз чародей твоего возраста совершал подобное путешествие, не важно каким образом. Ты явно пошел в мать.

Я удивленно заморгал.

– Вы знали ее?

– В тех из нас, кто провел хоть какое-то время, шествуя Путями, со временем развился дух товарищества. Иногда мы вместе обедали, сравнивая записи о наших походах. И были некоторые из нас – друзей Эбинизера, что взяли на себя заботу присматривать за ней.

Я кивнул, стараясь выглядеть как можно более бесстрастным. Далеко не все знали, что Мэгги Лефей была дочерью Эбинизера. Если Рашид знал это, то лишь потому, что мой дед всецело доверял ему.