Евгения Грановская - Замок на Воробьевых горах

– Вы можете пойти ко мне.

Завкафедрой вскинул лицо и посмотрел на нее с нескрываемым изумлением.

– Вы правда так думаете?

Отступать было поздно.

– Соседняя комната действительно свободна, – сказала Мария, стараясь говорить спокойно. – Я позвоню и попрошу, чтобы ее открыли. Уверена, что комендант пойдет мне навстречу.

Завадский хмуро усмехнулся.

– Да вы просто ангел! Странно, что все здесь считают вас ведьмой. Не возражаете, если мы пойдем туда прямо сейчас? Я не прочь вздремнуть пару часиков.

Мария пожала плечами. Она не возражала.

Двадцать минут спустя левая комната была открыта, а кровать застелена.

– Ну, вот, – улыбнулась Мария, – теперь вы можете лечь.

– А вы? – спросил Завадский, стоя у двери и глядя на Марию мутноватыми глазами.

– Что – я? – не поняла она.

– Что будете делать вы?

– Приму душ, а потом… Потом займусь чем-нибудь.

Завадский усмехнулся и провел ладонью по коротким, седым волосам.

– Если услышите, что я храплю, приоткройте дверь и запустите в меня тапкой.

– Лучше я толкну вас тростью, – хмыкнула Мария. – Ну, все. Приятных снов.

И, пристукнув об пол тростью, захромала в прихожую. Проходя мимо мужчины, почувствовав запах коньяка, табака, дорогой туалетной воды, Мария с удивлением отметила, что этот запах заставил ее сердце биться быстрее.

– Простите, что навязался, – сказал Завадский ей в спину.

Мария не ответила.

Стоя под горячими струями воды, Мария размышляла о превратностях судьбы. Еще два дня назад Завадский казался ей черствым и недоброжелательным сукиным сыном. И вот теперь Максим Сергеевич здесь, за стеной. И она знает о нем больше, чем кто-либо на свете.

И теперь у нее есть враг. Настоящий, готовый на любую пакость. Мария представила себе лицо Ковалева, его кривоватую усмешку, добродушные глаза и всклокоченные волосы, весь его облик, долженствующий ясно показывать, что перед вами – рассеянный молодой ученый. Представила и почувствовала, как на нее накатывает волна гнева.

Выключив кран и ступив ногой на резиновый коврик, Мария тщательно растерла тело полотенцем, затем накинула халат и вышла из ванной в темную прихожую блока.

Наткнувшись на Завадского, она не вскрикнула, а просто проговорила:

– Простите. Я думала, что вы уже спите.

Затем повернулась, чтобы войти в свою комнату, но Завадский положил ей руку на плечо. У него были сильные и теплые пальцы.

– Постойте, Мария…

Она хотела оттолкнуть его, но не смогла. Конечно, ему нужно утешение. Но ей тоже было нужно утешение. Она так давно не чувствовала мужских прикосновений, что начала забывать, каково это – ощущать жизнь самой кожей.

Когда Завадский повлек ее за собой в комнату, Мария не сопротивлялась. Уже в постели она сделала последнюю попытку остановить его и пробормотала, глядя в его мерцающие в полумраке глаза:

– Завтра мы будем жалеть об этом.

– Да, – отозвался он. – Но мне на это плевать.

«Мне тоже», – хотела сказать Мария, но промолчала и лишь закрыла глаза. Потом расслабилась и позволила всему случиться.

Иван Андреевич Ребров, которого коллеги по работе и приятели называли просто Андреич, отхлебнул из бутылки, занюхал рукавом спецовки и завинтил крышку.

Здорово, что водку стали закрывать завинчивающейся крышкой, уже в тысячный раз подумал он. В советские времена, когда он только начинал пить, крышку с бутылки можно было сколупнуть ногтем, а уж пристроить обратно – ни-ни. Открыв бутылку, ты обязан был допить ее до дна. Ну как тут, скажите, не спиться? Нет, оно, конечно же, можно было перелить водку в графин – многие умники так и делали. Но какой, скажите на милость, графин на работе? Ни в шкафчик не спрячешь, ни в карман спецовки не засунешь.

Вот теперь другое дело. Прикладывайся сколько хочешь, и никто тебе не указ. Хошь – пей, хошь – не пей. Лучше, конечно, пить, но лишь по нескольку глотков за раз. Это не сделает тебя алкоголиком, но поможет продержаться до конца рабочего дня и не сдохнуть от тоски.

А как тут не затосковать, если даже родной сын от тебя рожу воротит? Сорок пять лет жизни – псу под хвост. Ни состояния не нажил, ни жену не сберег. Была когда-то машина, но разбил по пьяной лавочке. Хорошо хоть квартиру не потерял, будет что оставить сынуле в наследство.

Хотя… Дети ведь нынче ушлые и верченые. Вот и его гениальный оболтус где-то берет деньги на веселую жизнь. И машина у него давно своя, и вообще… Да и на книги этот оболтус тратит столько, сколько Андреич не тратил на водку даже в самые мрачные и тревожные годы своей никчемной жизни.

Ладно. Не стоит забивать себе башку тоскливой тиной.

Ребров глянул в зеркальце. В ответ на него посмотрело опухшее, увитое морщинами лицо. Андреич вздохнул и отвел взгляд.

Камеру в женской раздевалке он уже снял. Обидно, конечно, но ладно. Если честно, ему и самому была не по душе затея с фотографированием студенток. Решил срубить деньжат по-легкому. Тьфу, пакость! Ну, какой из него к черту распространитель порнографии, скажите на милость? И продать-то почти ничего не успел.

Ну, да оно и к лучшему. Раньше прижмут – меньше нагрешишь.

За спиной у Реброва послышались чьи-то шаги. Он обернулся и увидел двух мужчин. Мужчины приближались, пристально на него глядя. В сердце у Реброва екнуло, он почему-то сразу понял, что пришли за ним.

И не ошибся.

– Иван Андреевич Ребров? – спросил один из мужчин, приблизившись.

– Да… А вы…

Незнакомец достал из кармана удостоверение и показал его Андреичу.

– Оперуполномоченный УВД капитан Синицын. Вы должны пойти с нами.

Ребров сглотнул слюну и испуганно пробормотал:

– Куда это?

– В машину, – ответил второй оперативник. – Прокатитесь с нами в отделение.

– За… зачем?

– Есть разговор. Идем!

Ребров понурил голову и поплелся в сопровождении оперативников к лестнице. Но не пройдя и нескольких шагов, он внезапно рванул вперед и понесся к выходу, однако увидел у лестницы третьего мужчину в штатском, развернулся и, обежав своих стражей по широкой дуге, бросился к бассейну.

– Куда? – рявкнул один из оперативников. – А ну, стой!

Ребров не остановился.

– Стой, гнида! – Оперативники уже бежали за ним. – Лови его!

Выскочив к бассейну, Ребров затравленно обернулся и пробормотал:

– Я не пойду в тюрьму…

Оперативники нагоняли его, но уже не слишком торопились. Бежать-то технику было некуда. Тогда он посмотрел на голубую воду бассейна.

– Я не пойду в тюрьму… – повторял Иван Андреевич, глядя на нее. – Не пойду в тюрьму…

В следующую секунду Ребров зажмурил глаза и прыгнул в бассейн. Увидев замаячившие над головой тени, он сделал то, чего в трезвом виде не сделал бы никогда, – открыл рот и глубоко вдохнул воду ртом и носом. Хлорированная вода бассейна устремилась ему в легкие…