Дэниел Полански - По лезвию бритвы

Внутри комната казалась пустой, окна закрыты наглухо, в камине осталась лишь гора пепла. Я немного помедлил. Синий Журавль обладал безграничной щедростью и почти беспредельным терпением, но не любил, когда вторгаются в его личные покои. На протяжении всего времени нашего с ним знакомства я ни разу не заходил в его комнату. Но мне было как-то неловко возвращаться домой в одной хлопчатобумажной сорочке.

Чувствуя себя вором, я проскользнул в спальню Учителя. Она была меньше комнаты Селии, вмещая лишь кровать, ночной столик и платяной шкаф в углу. Настенные светильники не были зажжены, окна затянуты темной тканью, которая не пропускала внутрь даже тот слабый свет, что приносил хмурый день.

Селия предупреждала меня о плачевном состоянии Журавля, и, глядя на него, я не смог бы упрекнуть ее в преувеличении. Лежа в постели, старик изогнулся, его тело скорчилось в лихорадочной позе. Волосы сильно поредели, а те, что остались, ниспадали вялыми жгутами на шею. Глаза остекленели и смотрели неизвестно куда, цвет кожи напоминал скорее труп, нежели того крепкого, хотя и глубокого старика, с которым я общался всего несколько дней тому назад.

Но мне нужны были штаны.

Он не подал знака, что заметил мое появление, а когда наконец заговорил, его голос звучал слабо и скованно, будто выражая ту немощь, от которой страдало все тело.

— Селия… Селия, это ты? Детка, послушай меня, пожалуйста. Еще есть время…

— Нет, Учитель, это не Селия. Это я. — Я присел на маленький табурет у постели. Вблизи старик выглядел ничуть не лучше.

Его глаза блеснули, затем повернулись ко мне.

— О, прости меня, я… Я редко принимаю гостей в последнее время. Чувствую себя неважно.

— Конечно, Учитель, конечно. Вам принести что-нибудь? — спросил я, надеясь, что он не попросит подать ему графин с зеленой жидкостью, который стоял на столике у кровати. Каждый вправе выбирать по своему усмотрению способ встречи со смертью, однако мне совсем не хотелось становиться соучастником растления плодовитого и находчивого ума Журавля.

Он покачал головой, хотя его жест больше походил на судорогу.

— Ничего не нужно. Мне теперь уже ничто не поможет.

Я просидел у его постели минут пять или десять, пока Журавль не уснул чутким, прерывистым сном. Я думал уже подняться и покопаться в его шкафу, когда вдруг вспомнил, что задолжал кое-что старику. Вынув из сумки украденный Воробьем рожок, я положил его на столик возле кровати.

Внезапно рука Журавля вынырнула из-под одеял и схватила меня за запястье, так что я едва не вскрикнул от неожиданности.

— Ты оказался прав, Роан. Мне жаль, что я не слушал тебя.

В бреду старик, казалось, принял меня за своего бывшего наставника.

— Это я, Учитель. Роан Хмурый умер полвека назад.

— Я пытался держать ее на расстоянии, Роан, пытался отвратить опасность. Но она проникла сюда — всегда проникает сюда.

— Ваши обереги действуют, Учитель, — возразил я. — Народ Низкого города помнит об этом, и люди благодарны вам.

— Снаружи ее нет, Роан. И ты об этом знал. Ты знал, но я не был способен это понять. Гниль — внутри, она уже внутри.

Я пробовал найти какие-нибудь слова утешения, но ничто не приходило на ум.

— Она всегда там. Теперь я понимаю это. Как можно построить стену, чтобы удержать снаружи то, что уже внутри? Это невозможно, это невозможно! — Теперь он почти кричал. — Возведи стену, выкопай ров, построй баррикаду и заминируй подступы — все пустое! Она уже здесь! В основе — лишь кровь да дерьмо! — Он с жаром произнес последние слова, и я непроизвольно вздрогнул.

Прежде я никогда не слышал, чтобы Учитель бранился, он вообще редко показывал гнев. Я начинал задумываться о том, что из былых умений мага еще подвластно ему и не мог ли старик в приступе слабоумия разрушить Гнездо и округу.

— Кто сможет ее удержать? — вопрошал он, и сгустки слюны застревали в его редеющей бороде. — Кто сможет выжечь ее дотла?

Мне хотелось утешить своего старого наставника, потому я ответил без всяких раздумий.

— Я смогу. Я позабочусь об этом. Можете на меня положиться.

Он засмеялся, и я с ужасом понял, что наваждение отпустило Журавля, и он узнал меня, а его хриплый хохот не был отражением безумства, но правдивой оценкой моего упрямого нрава. Лучше бы я промолчал.

Наше свидание закончилось, но я подождал еще пару минут, чтобы удостовериться в этом. Журавль вновь погрузился в дремоту и больше не выказывал признаков бодрствования. Покопавшись в его платяном шкафу, я вышел в плохо сидящих на мне панталонах и длинной, до колен, рубашке, жмущей в груди. Достав из сундука в прихожей пару туфель, я спустился на кухню.

Селия хлопотала у плиты. Она поставила вскипятить чайник. Ее темные локоны то взлетали, то вновь опускались.

— Помнишь, как мы однажды пытались сварить горячий шоколад и чуть не спалили Гнездо? — спросил я.

— Тебе нельзя вставать. Если бы ты пришел на пять минут позже, я бы сейчас копала могилу, а не занималась стряпней.

— Раньше ты об этом мне не сказала.

— Не хотела расстраивать тебя состоянием твоих ран. Учитывая твое неумение отличать глупое безрассудство от храбрости, наверное, мне следовало преувеличить опасность.

— Задним умом всегда все представляется яснее. Будь у меня возможность заново пережить этот день, я постарался бы не подставлять себя под кулак.

Сталкиваясь с упорным и разрушительным натиском моего юмора, никто не мог сердиться на меня долго. Чайник засвистел, и Селия налила себе чашку, затем добавила туда несколько сушеных листьев, не предложив их мне, поскольку знала и так, что я откажусь.

— Я говорил с Учителем, — сказал я.

— Должно быть, таким путем ты получил эти штаны?

— Он принял меня за Роана Хмурого.

— Я ведь говорила, что он плох, — вздыхая, ответила Селия. — Иногда он зовет меня именем своей матери, иногда именами женщин, о которых он никогда раньше не говорил.

Как-то странно было думать о том, что у Учителя было прошлое до того, как он стал Синим Журавлем, было прыщавое отрочество и шальная юность.

— Как думаешь, долго ли он еще протянет?

Селия осторожно подула на чай.

— Недолго, — дала она исчерпывающий ответ.

Мы сидели в молчании. Я напомнил себе, что у меня слишком много других проблем, чтобы начинать тратить умственную энергию на размышления о неминуемой кончине Синего Журавля. Это было жестоко, но, как и многое в жизни, было правдой.

— Я продолжаю копать, — наконец сказал я.

— И?

— Тебе известно что-нибудь о маге по имени Брайтфеллоу? Он должен был учиться с тобой в одном классе.

Край чашки скрыл ее рот, в темных глазах не блеснула искра. Через мгновение Селия поставила чашку на стол.

— Едва ли, — ответила она. — Я знаю совсем немного. Он входил в клику Адлвейда и всегда интересовался такими областями Искусства, которых лучше всего вообще не касаться.