Дэниел Полански - По лезвию бритвы

Однако герцог не промолчал.

— Передайте привет Уилкесу, когда встретитесь с ним.

Ты первым увидишь его, сукин ты сын, подумал я, отправляясь в обратный путь. Ты первым увидишь его.

Я спешил по улицам Аллед-города, когда совершенно неожиданно заметил, как позади мелькнула отвратительная шерстяная куртка Воробья и исчезла за груженной яблоками повозкой. Я подумал, что мальчишка, должно быть, поджидал меня у садов, но отбросил это предположение как невероятное. По всей видимости, он следил за мной с того момента, как я покинул «Пьяного графа», шел за мной через весь Низкий город и через парк, а теперь преследовал меня по пути назад, в центр. Проделать такой маршрут было непросто, я бы даже сказал, невозможно, если бы вы спросили меня раньше, способен ли на такое малец.

Поборов в себе удивление, я остался лишь с гневом. Я был по-настоящему разъярен. Мысль о том, что этот глупый ребенок таскается по моим следам в то время, когда Краули, Беконфилд и Шакра знает кто еще лезут из кожи вон, чтобы положить конец моему существованию на этом свете, привела меня в бешенство.

Я свернул на боковую улицу и прошел по ней до черного хода какой-то пивной. Затем я спрятался за штабелем ящиков и плотно прижался спиной к стене, натянув воротник куртки на нижнюю часть лица и предоставив тени скрыть все остальное.

До сих пор Воробей, должно быть, считал меня простаком и вышел из-за угла, проявляя меньшую осторожность, чем следовало. Прежде чем он додумался проверить мое укрытие, я сцапал его, крепко прижал ему руки к голове и оторвал от земли.

Мальчишка заголосил благим матом и отчаянно задергался, пытаясь высвободиться из моей хватки, но он был совсем еще щенок. Я хорошенько его встряхнул и сжал руки крепче; наконец малец обессилел. Тогда я отпустил его, и он шлепнулся задом в грязь.

Поднявшись с земли, Воробей тут же выставил кулаки, прикрывая лицо, глаза пылали огнем. Мне следует сказать Адольфусу, что время, потраченное им на обучение мальчишки приемам бокса, не прошло даром.

— Это так ты мне служишь? Плюешь на мои приказы всякий раз, когда тебе вздумается?

— Меня достало быть вашим мальчиком на побегушках! — завопил он в ответ. — Я только помогаю в пивной и передаю ваши послания! Поэтому я и пошел за вами, что в этом плохого?

— Что плохого? — Я отвлек его внимание ложным ударом в живот, затем тылом ладони ткнул его в лоб. Мальчишку повело назад, но он сумел удержать равновесие. — Вчера днем опасные дяденьки чуть меня не убили. А если бы они вернулись и заметили, что ты следишь за мной? Думаешь, ты еще слишком молод, чтобы ни у кого не возникло желания выпустить тебе кишки?

— До сих пор со мной ничего не случилось, — возразил он гордо и твердо.

Мое терпение кончилось, и ярость излилась потоком наружу. Я отбил его кулаки и ударил Воробья в грудь, отбросив его к каменной стене.

— Ты жив до сих пор лишь потому, что ты никто, мусор, ничтожнее поганой крысы, ты грязь, о которую никто не станет марать руки. Но только подними башку выше сточной канавы — и увидишь, как быстро придут за тобой, заточив поострее ножи, чтобы вспороть тебе глотку!

Я понял, что прокричал последние слова в дюйме от его лица и что, если не остановлюсь, мой урок, очень возможно, сделает мальчишку калекой до конца его дней. Я убрал локоть с его груди, и Воробей рухнул на землю. На этот раз он там и остался.

— Ты должен быть умнее, это ты понимаешь? Тысячи таких же умников из Низкого города зарыты в безымянных могилах. Ты должен быть умнее, умнее их всех, должен соображать каждую минуту. Был бы ты сыном торговца хлопком, это не имело бы никакого значения, и ты мог бы позволить себе беспечную юность. Но ты тот, кто ты есть, — трущобная грязь, и никогда, никогда не забывай об этом.

Мальчик еще сердился, но уже слушал меня. Я стряхнул с головы снежную жижу, и талая вода заструилась по лбу и щекам. Потом я протянул Воробью руку и помог ему встать.

— Что ты видел? — спросил его я, удивляясь тому, как быстро охладел мой гнев, и тому, до какой степени он накалился всего мгновение назад.

Воробей, казалось, желал не меньше меня вернуться к прерванному спокойному общению.

— Я видел, как один аристократ убил другого, и еще видел, что вы пошли вместе с ним. Это был Веселый Клинок, верно?

— Верно.

— Что он вам сказал?

— Предположил, что я вряд ли умру во сне.

На это Воробей фыркнул, по-прежнему уверенный в моей неуязвимости.

— Что вы ему ответили?

— Сказал, что уже выстроилась очередь из желающих меня порешить и если он не поторопится, то может не успеть на торжество. — Мальчишка улыбнулся, и я, несмотря на то что говорил перед тем, был рад, что не лишил его иллюзий. Быть может, я даже немного гордился собой оттого, что мальчонка был обо мне такого высокого мнения. — Адольфус знает, куда ты пошел?

— Я сказал ему, что вы отправили меня к Йансею, потому что вам понадобилось узнать кое-что про Беконфилда.

— Постарайся им больше не врать.

— Постараюсь, — обещал он.

Снегопад усиливался, и меня начала пробирать дрожь, так как я стоял неподвижно.

— Если я разрешу тебе пройтись немного со мной, обещаешь, что вернешься в трактир, как только я тебе велю?

— Обещаю.

— Надеюсь, твое слово чего-нибудь стоит?

Воробей сощурил глаза, затем быстро опустил и поднял подбородок.

— Хорошо. — Я двинулся в путь, и через миг мальчишка присоединился ко мне.

— Куда мы идем?

— Мне нужно повидать скрайера.

— Зачем?

— С этого момента у нас будет тихое утро. Ты идешь рядом и держишь рот на замке.

Спустя сорок минут мы добрались до Коробки, и когда я велел мальчишке ждать меня снаружи, он кивнул и прислонился спиной к стене. К счастью, на входе дежурил тот самый островитянин, который пропустил меня в прошлый раз. Несмотря на свой возраст, он обладал крепкой памятью и сразу узнал меня, любезно позволив пройти без сопровождения.

Когда я проник в кабинет, Мариека сгорбилась над столом, изучая ветхий том в кожаном переплете с такой серьезностью, которая нагнала бы страху даже на головореза из синдиката. Я громко хлопнул за собой дверью, и Мариека вскинула голову, готовясь устроить разнос жалкому недоумку, у которого хватило мозгов оторвать ее от работы. Но увидев, что это я, она медленно выдохнула, выпустив наружу чуточку своего как будто неиссякаемого гнева.

— Вернулись, — произнесла она, намеренно давая понять, что она от этого не в восторге. — Гискард заходил перед вами. Я думала, вы придете вместе.

— Мы повздорили. Мне нужна свобода, а он ведет себя как девчонка.

— Полагаете, это смешно?

— Дайте мне пару минут, и мы сможем попробовать еще разик.

На столе посреди комнаты белая простыня покрывала тело, похожее на ребенка. Под ней лежал, уснув вечным сном, Авраам. Земля уже заждалась его. Его похороны пройдут скромно, без публичных оплакиваний и выражения всеобщей скорби, и, судя по состоянию погоды, первосвященник едва ли доберется из часовни до участка земли возле моря, где островитяне хоронят своих. Низкий город совсем недавно наслаждался осенним томлением, кратким мгновением всеобщей грусти среди пестрой листвы, однако с наступлением холодов никто не спешил покидать дома лишь затем, чтобы принести соболезнования семье маленького черного мальчика. Кроме того, при той частоте, с которой исчезали дети из Низкого города, событие утратило свою новизну.