Евгения Грановская - Никто не придет

– Легкие поджаты воздухом в плевре! Дренируйте плевру справа! Левый дренаж заменить!

Телефон звонит? Нет, не звонит. Здесь нет связи.

Нет связи…

– Две порции крови! Гемоглобин пять!

«Пи-пи-пи».

Что же это за звук? Ах, это не звук! Это мигают фары. Свет. Тьма. Свет. Тьма. Пи… Пи… Пи…

– Стабилизируем дыхательную функцию!

И он погружается во мрак. Что здесь, во мраке? Смерть? Здравствуй, смерть, вот и я!

День выдался отличный, хоть и пасмурный. С утра, часов в девять, Машу разбудил звонок от Стаса Данилова.

– Значится, так. Докладываю. Цыгана-повара мы прищучили. Как ты и говорила, украденный кулон с рубином у него оказался при себе. Парень таскал его на шее, как какая-нибудь барышня, представляешь!

– Значит, победа? – сонно спросила Маша.

– Еще какая! Цыган не стал долго отпираться и во всем сознался. Он и домработница были любовниками. Шандор Кальман не раз подбивал ее ограбить хозяев, но та не соглашалась. Тогда он пригрозил Семеновой разрывом отношений, и та, будучи натурой чувствительной, сдалась. Вместе они обчистили сейф Антипина, но в последний момент у домработницы снова взыграла совесть, и она заявила, что не может во всем этом участвовать и что деньги и драгоценности нужно положить на место. Повар был с таким раскладом не согласен, но Семенова вцепилась в него мертвой хваткой, уговаривая остановиться. Завязалась драка, цыган вспылил, схватил подсвечник и ударил свою любовницу по голове. После чего скрылся с места преступления с награбленными цацками. На допросе Кальман разрыдался, как девочка, заявил, что раскаивается в содеянном и просил учесть его «чистосердечное признание». Все, конец истории. Дело передано в следственный комитет.

– Отлично.

– Все благодаря тебе, Марусь! Шеф просил передать, чтобы ты наслаждалась отдыхом. А мне дал отгул на понедельник. Жду приглашения на шашлыки.

– Хорошо, Стасис. Я тебе перезвоню через пару часов. Пока!

Маша выпустила из пальцев телефон, опустила голову на подушку и снова погрузилась в сон.

В следующий раз она проснулась уже в полдень. Митька тоже отсыпался – ночью он успел перебраться из гостиной в свою комнату.

Маша сходила в душ, сварила кофе. Попыталась дозвониться до Глеба, но абонент снова был недоступен. Видимо, сотовую вышку до сих пор не починили. Ну, да не беда. Сегодня вечером они с Митькой поедут на дачу, в гости к Глебу. Впереди – несколько дней блаженства. Нужно будет обязательно устроить шашлыки и позвать Толю со Стасом. И Лидку с мужем, они, в общем, милые ребята. Вот только дети у них шумные, но на природе это не так заметно и почти не утомляет. Пусть резвятся.

Маша расчесывала влажные после душа белокурые волосы, когда внезапно зазвонил мобильник. Номер на дисплее высветился незнакомый. Когда Маша нажала на кнопку связи, в сердце у нее снова кольнуло неприятное предчувствие.

– Слушаю вас.

– Здравствуйте! – поприветствовал ее напряженный женский голос. – Говорят из приемного отделения Егорьевской районной больницы. Вы – Мария Александровна Любимова?

– Да.

– Ваше имя мы нашли на титульной странице записной книжки Глеба Олеговича Корсака. Имя и номер телефона. Вы его родственница?

Небольшая пауза, и вслед за тем:

– Да. Что с ним?

– Он попал в автомобильную аварию. Его состояние крайне тяжелое.

– Какой у вас адрес?

Женщина продиктовала.

– Я выезжаю, – сказала Маша и отключила связь.

Несколько секунд она сидела, словно дубиной оглушенная. Потом вскочила со стула. Снова села. Снова вскочила. А потом бросилась к шкафу и стала лихорадочно одеваться.

* * *

Маша стояла возле операционной, прислушиваясь к громким голосам, раздающимся из-за закрытой двери.

– Анестезиологи, можно?!

– Да.

Пищит аппарат искусственного жизнеобеспечения. Пи-пи-пи… Какой отвратительный, какой страшный звук.

– Скальпель! Разрез!

Маша заткнула уши ладонями. В голове гулко заухали сердечные удары. Бум. Бум. Бум. Нет, это невыносимо. Она снова отняла ладони от ушей.

– Давление падает!

Маша сжала ладонями лицо. Щеки холодные. Онемевшие. Ничего не чувствуют.

– Перевязать! Толстой лигатурой! Давайте же – под зажим! Ну!

И снова пищит аппарат искусственного жизнеобеспечения, но высокие, бьющие по ушам звуки становятся реже.

– Аорта цела!

– Внимание! Десятая порция крови!

Маша больше не могла это слушать. Она отошла от двери, дотащила свое тело до холла и рухнула в кресло. В ушах у нее снова зазвучали суровые слова хирурга, сказанные им перед началом операции:

– Мария Александровна, у вашего мужа тяжелая контузия легких и сердца. Плюс ко всему – сильное внутрибрюшное кровотечение. Мы вскроем ему живот, но особых надежд не питайте. Даже если операция пройдет успешно, его шансы на выздоровление невелики.

Маша закрыла глаза. Но безжалостный голос хирурга продолжил:

– Будьте готовы к худшему. Обычно после лобовых столкновений на такой скорости люди не выживают.

Маша открыла глаза. Посмотрела в сторону операционной и отчетливо проговорила, словно спорила с судьбой:

– А Глеб выживет. Он выживет.

Операцию Глеб пережил. Усталый хирург сообщил Маше, что у Глеба отек мозга и что «если говорить по простому – он завис между жизнью и смертью». Аппаратное дыхание заменяло Глебу работу легких. Вместо еды – питательные смеси, доставляемые в организм через специальный зонд. Жидкости, так же как и лекарства, – внутривенно.

Маше разрешили посидеть рядом с Глебом. «Но не долго, не больше пяти минут».

Палата была освещена неярким и каким-то неживым светом. При таком скудном освещении Глеб выглядел не столько больным, сколько смертельно усталым. Под глазами пролегли глубокие тени, и из-за этих теней глаза его казались еще более запавшими.

Глядя на него, Маша вспомнила их первую ночь. Тогда он удивил и измотал ее – по-хорошему измотал. Утром она проснулась первой. Голова ее покоилась на груди Глеба, и она ощущала щекой спокойное биение его сердца. Она приподняла голову, дотронулась пальцами до его волос, а затем осторожно отвела с его высокого лба каштановую прядку. Потом она долго смотрела на него – до тех пор, пока он не проснулся и не улыбнулся Маше в ответ на ее взгляд. Кажется, в тот момент она поняла, что любит его.

Вот и сейчас он спит. Но совсем не так, как тогда. Маша легонько провела ладонью по волосам Глеба. И вдруг губы его приоткрылись, и он хрипло пробормотал:

– Ха… мовичи…

– Что? – Маша побледнела от волнения. – Милый, повтори!

– Хамовичи… Невеста…

Маша склонилась ниже.

– Пещера… – снова заговорил Глеб, не открывая глаз.

Маша поняла, что он бредит.

– Берегись егеря… – снова забормотал Глеб. – Егеря-огонь… Егерь-огонь… Собаки ни при чем… Берегись егеря… Огонь… Там, на холме…