Евгения Грановская - Иероглиф смерти

– Не выйдет. Начальник службы безопасности – мой бывший шурин. А пришел я сюда затем, чтобы дать вам возможность извиниться.

Одутловатое, немолодое лицо Турука вытянулось от изумления.

– Ты что, пьян?

– Нет. Но то, что лежит у меня в сумке, стоит тысячи извинений. А также двадцатипроцентной прибавки к окладу.

Глеб достал из сумки сверток, развернул его и брякнул на стол главному редактору кость с надписью «se».

Турук отъехал от стола на кресле и вытаращил глаза на предмет, лежавший на столе.

– Корсак, ты очумел? Что это за дрянь?

– Кость, – ответил Глеб. – Человеческая. А на ней надпись. Подозреваю, что эта надпись – что-то вроде послания.

– Кому?

– Мне.

Некоторое время Турук недоуменно моргал, а затем подъехал к столу и снова уставился на кость.

– Гм… – Он поднял взгляд на Глеба. – Ты уверен, что она человеческая?

– Уверен. Я отдавал ее на анализ в лабораторию. Но это еще не все.

Глеб достал из сумки второй сверток, извлек из него плоский фрагмент кости с надписью «da» и положил ее рядом с первой костью.

– Это вторая часть послания, – сказал он.

– И что все это, черт возьми, значит?

– Это мне и предстоит выяснить.

Турук помолчал, затем осторожно спросил:

– В полицию уже звонил?

Глеб качнул головой:

– Пока нет.

– А будешь?

– Когда посчитаю нужным.

– И что же ты хочешь от меня?

Глеб прищурил карие глаза:

– Тянет на первополосный материал, верно?

Главный редактор снял очки, протер их платком и снова водрузил на плоскую переносицу. Посмотрел на Глеба, усмехнулся и спросил:

– Соскучился по скандальной славе?

– Скорее, по существенной прибавке к жалованью.

– Кости можно раздобыть где угодно, Корсак. Это во-первых. А во-вторых: где гарантия, что ты не сам их себе послал?

– Определенный резон в ваших словах, конечно, есть, – сказал Глеб. – Но я бы на вашем месте не настаивал.

– Почему?

– Потому что я могу пойти в другое издание.

Турук иронично прищурился:

– И ты уверен, что тебя не поднимут там на смех?

– У меня есть репутация. Все знают, что я – один из лучших в своей профессии. Глеб Корсак – это бренд.

– В последнее время Глеб Корсак – это бред, – парировал Турук. – Но в одном ты прав: отпускать тебя в другое издательство я не собираюсь. Из чистой ревности. Считай, что ты снова в штате.

– С повышением оклада?

– С повышением оклада. Но имей в виду, Корсак: если облажаешься – нового шанса я тебе уже не дам. Иди работай, а формальности мы уладим без тебя.

Глеб покачал головой:

– Это еще не все. Мне нужен аванс.

– Что?

– Аванс, – повторил Корсак. – «Часть суммы, обязательной к платежу, выплачиваемая работнику до начала работ».

Главный редактор откинулся на спинку кресла и, сцепив пальцы, сложил руки на груди. Некоторое время он с язвительной иронией разглядывал Глеба, а потом проговорил:

– И сколько ты хочешь, Норман Мейлер? [3]

– Четыре тысячи.

– Четыре тысячи… – Турук вздохнул. – Скажи-ка мне, Корсак, тебя еще не тошнит от собственной алчности?

– Пока нет. А думаете, уже пора?

– Давно пора, Корсак, давно пора. – Главред снова вздохнул. – Ладно, вымогатель, будет тебе аванс. Теперь все?

– А как насчет извинений?

– Если хочешь – встану перед тобой на колени. Только с моим артритом я вряд ли снова поднимусь на ноги.

– Что ж, будем считать, что извинение принято, – сказал Глеб. И пробормотал в сторону: – И в кого я такой добрый?

Усмехаясь, он собрал со стола фрагменты костей и запихал их в свою объемистую холщовую сумку.

– Держи меня в курсе расследования, – сказал Турук.

– Постараюсь.

Корсак поднялся с кресла, сделал что-то вроде насмешливого реверанса и вышел из кабинета – так же стремительно, как в него вошел.

– Веревки из меня вьет… – проворчал Турук, возвращаясь к чтению бумаг, разложенных на столе. – Сукин сын.

Вопреки утверждению главреда Турука, Глеб Корсак не был алчным человеком. Он любил комфорт, любил тратить деньги на вкусную еду, приличную выпивку, отличные концерты и путешествия, но сам по себе процесс накопления денег никогда его не захватывал, и в роскоши он особого толка не видел. Глебу хватало самого необходимого. Правда, перечень необходимых вещей Глеба кому-то мог показаться слишком обширным, но у каждого свои потребности.

Глеб зашел в редакционное кафе, чтобы пропустить чашку-другую эспрессо и выкурить пару сигарет. А заодно – обдумать стратегию дальнейших действий. Подумать тут и правда было о чем. Прежде всего надо решить – следует звонить ментам прямо сейчас или лучше отложить звонок до лучших времен?

Как только он притащит кости-послания в ближайшее отделение полиции, у него тут же их изымут как вещдоки, и больше он их никогда не увидит. Сыскари, конечно, пообещают ему «максимальное сотрудничество», а потом попытаются его продинамить. Но вряд ли им это удастся. Он ведь не просто журналист, он фигурант этого дела. А значит…

Глеб одернул себя.

«Господи, о чем я думаю? Ведь никакого дела еще нет».

Однако интуиция подсказывала Глебу, что он на правильном пути. Для начала следует хорошенько прощупать почву. Узнать, нет ли в производстве дела, связанного с вырезанными человеческими костями.

У Корсака, как у любого ушлого журналиста, были приятели в МУРе и в ГИЦе [4]МВД России. Один из них был должником Глеба. Этому-то парню и решил позвонить Корсак, дабы получить необходимую информацию. Но сначала нужно было переговорить с Осей Брилем. И Корсак взялся за телефон.

– Бриль, ты продал машину?.. Так я и думал. Знаешь, как это называется? Тупить. Помни, что с каждым часом узел на твоей шее затягивается все туже, и когда у тебя совсем перехватит дыхание, меня может не оказаться рядом. Впрочем, это твоя жизнь, и делай с ней, что хочешь. Я хочу попросить тебя об одной услуге… Никому не говори про вещь, которую я приносил тебе на анализ, договорились?.. Я рад, что ты так к этому относишься. Хотя на твоем месте я бы не был таким пугливым. Все образуется, дружище. Не скучай!

Глеб отключил связь, затем порылся в телефонном справочнике своего мобильника, отыскал нужный номер и нажал на копку соединения.

– Алло, это Главный информационный центр МВД? Соедините меня, пожалуйста, с майором Коваленко… Да, я подожду.

Маша села в кресло, держа в руках большую чашку с горячим кофе, от которого приятно пахло гвоздикой и корицей.

Взгляд ее упал на фотографию сына, стоявшую на столе, и в памяти всплыл один разговор, произошедший перед самой аварией. Любимова тогда, едва ли не в первый раз, зашла за Митькой в танцевальный кружок. Она стояла перед сыном на коленях и помогала ему завязать шарф (у Митьки никогда не получалось сделать это самостоятельно, так же, как у его отца никогда не выходило самостоятельно завязать себе узел на галстуке).