Евгения Грановская - Иероглиф смерти

– Вы мама Димы Любимова? – окликнул ее строгий голос.

Маша поднялась на ноги и обернулась. Перед ней стояла учительница танцев, белокурая дама средних лет, с высокой прической и строгим взглядом.

– Да, – ответила Маша. – Я мама Димы.

– Приятно с вами познакомиться. – Учительница улыбнулась и добавила язвительно: – После трех лет занятий.

Мария почувствовала, что готова провалиться под землю от стыда.

– Простите, как вас по имени-отчеству?

– Мария Александровна.

– Мария Александровна, через полтора месяца у нас будет областной конкурс по спортивным танцам. Мероприятие очень ответственное. И у Димы есть большие шансы стать призером.

– Приятно это слышать.

– Но сегодня он заявил, что собирается бросать танцы. Представляете?

– С трудом.

– Вот именно! Дима создан для танцев. Он лучший в средней группе. Я прошу вас, пожалуйста, поговорите с ним.

– Хорошо. Я с ним поговорю.

Разговор с сыном состоялся уже дома. Маша посадила его на стул перед собой, внимательно посмотрела в глаза мальчика (такие же дымчато-серые, как у его отца) и спросила:

– Митька, ты, правда, решил покончить с танцами?

– Да, – ответил сын.

– Почему?

Он отвел взгляд и тихо проговорил:

– Мам, мне это не нужно. От танцев нет никакой пользы. И вообще, танцами занимаются только девчонки.

– Кто это тебе сказал?

– Никто.

– Это папа, да?

Митя молчал.

– Это тебе папа сказал?

Сын снова посмотрел ей в глаза и произнес:

– Да. Он мне это сказал.

– Твой папа ничего не понимает в танцах, понял?

– Он сказал, что мне лучше записаться в бокс. Или на борьбу.

– Только через мой труп!

– Но ты же сама говорила, что мой папа – самый умный папа на свете.

– Я и сейчас готова это повторить. Но даже самые умные папы на свете иногда ошибаются и делают глупости.

Мария отпила еще глоток кофе. И в голову пришло новое воспоминание. Она вспомнила день размолвки. Как вошла в квартиру и увидела в постели голую женщину, как выскочила потом из квартиры, словно ошпаренная, как выкурила, стоя под дождем, несколько сигарет подряд. И как потом приехала на работу – прямо с чемоданом в руке…

Ужасно. Просто ужасно. И так стыдно.

Маша провела рукой по пышным, вьющимся светлым волосам, разделенным посередине пробором и взлетающим над головой, подобно двум трепещущим на ветру парусам, и тихо проговорила:

– Нужно работать.

Усилием воли она заставила себя думать о работе.

«Итак, – размышляла она, – вырезая кости у своих жертв, убийца совершал какой-то ритуал. А ритуал – вещь вполне осмысленная, связанная с символами и знаками. Определенно так».

Маша с наслаждением вдохнула запах кофе и сделала глоток.

«Возможно, в ритуале «похитителя костей» нужно искать какую-то этнографическую или культурологическую подоплеку, – продолжила она свои размышления. – Убийца задал нам загадку. Но для того, чтобы разгадать ее, нам не хватает эрудированности».

Мария допила кофе и протянула руку к стопке старых уголовных дел, лежавших на столе.

Спустя полтора часа Любимова оторвалась наконец от работы и, сунув под мышку несколько дел и листки с выписками, пошла потолковать со Стариком об открытиях, которые сделала.

Когда Маша вошла, полковник Жук отвернулся от окна, в которое до этого задумчиво смотрел, кивнул ей на кресло и разгладил карандашом усы.

– Как продвигается работа? – спросил он, как спрашивают о погоде.

– Работаем, – в тон ему ответила Маша. – Андрей Сергеевич, я просмотрела дела московских сатанистов и обнаружила кое-что интересное.

– Излагайте, Мария Александровна.

– Среди соседей Ирины Романенко по подъезду есть некий Семен Ушаков. Пять месяцев назад он проходил у нас по одному делу.

– По какому делу?

– Ушакова и двух его приятелей подозревали в осквернении могил на Миусском кладбище. Они сломали несколько надгробий, вскрыли одну из могил и вытащили оттуда скелет. За этим делом их застукал сторож. Он сообщил обо всем полиции, но потом надолго слег с приступом гипертонии и не смог выступить свидетелем по делу. В итоге подонков отпустили.

Полковник прищурил усталые глаза и мягко уточнил:

– Кто вел это дело?

– Следователь Мезенцев. Я с ним уже связалась и обо всем переговорила. Семен Ушаков вел себя на суде очень дерзко, даже агрессивно. Сказал, что никого не боится и плевать хотел на тех, кто «пытается пришить ему дело». Это буквальная цитата из протокола заседания суда. Звонила я и участковому инспектору. Ушаков ведет себя тише воды ниже травы. Ни одного привода, ни одной жалобы. Просто заурядный, мирный обыватель.

– Чем он занимается сейчас?

– Недавно открыл с друзьями частную автомастерскую.

Старик повернулся в кресле, задумчиво посмотрел в окно и пристукнул по столу красным карандашом. Затем снова перевел взгляд на Машу и спросил:

– Что вы намерены предпринять, Мария Александровна?

– Думаю, надо послать кого-нибудь проверить этого Ушакова. Только не в лоб, без удостоверений и тому подобного официоза.

– Хорошо. Только не посылайте Толю Волохова. У него на лице написано, что он опер.

– У него на физиономии много чего написано, – улыбнулась Мария. – Пару раз его даже принимали за бандита.

– Об этом я и говорю. Кстати, можете съездить сами. Если, конечно, ваше больное плечо не будет помехой.

– Мое плечо в полном порядке, – сказала Маша.

– В таком случае – действуйте.

Автомастерская Семена Ушакова оказалась большим старым гаражом, внутри которого, как чуть позже узнала Маша, провели не слишком радикальную перепланировку. На цементной площадке перед мастерской стояли, ожидая ремонта, три машины. Мария остановила свою «Тойоту» рядом с видавшим виды «Опелем». Вышла из машины и, ссутулившись под накрапывающим дождиком, быстро прошла в мастерскую.

Внутри находился полуразобранный белый «Кадиллак», а справа от него – большой верстак, рядом с которым стоял, протирая руки ветошью, высокий хмурый парень в клетчатой рубашке, джинсовом комбинезоне и кепке-бейсболке, перевернутой задом наперед.

Переступив порог мастерской, Маша взглянула на парня, улыбнулась ему приветливо и громко спросила:

– Вы Семен Ушаков?

Парень, продолжая вытирать руки, смерил ее спокойным взглядом и сказал:

– Ну, допустим.

– Мне вас рекомендовали как хорошего автомеханика! – снова проворковала Маша.

– Кто рекомендовал?

– Одна моя подруга.

Ушаков чуть прищурил недобрые светлые глаза.

– И чего вам надо?

Мария напустила на себя глуповато-«блондинистый» вид и сказала:

– Семен, у меня в моторе что-то стучит. Вы не посмотрите?

– Вообще-то мы уже закрыты…

– Понимаю. Но я хорошо заплачу. Пожалуйста, выручите, а?