Роберт Шекли - Ордер на убийство (сборник)

И он повел его в дальний угол огромной Мастерской. Едва они отошли от ученика на несколько шагов, Ли весело сказал:

— Вам, Мастер Ганиль, немножко не хватает терпения.

— Таблицы сложения Уонно должен бы уже знать.

— Иногда даже Мастера забывают что-то из этих таблиц. — Ли отечески похлопал Ганиля по плечу. — Знаешь, ты говорил так, будто ожидал, что он это вычислит! — Главный захохотал звучным басом; его умные глаза весело блестели. — Тише едешь, дальше будешь… Если я не ошибаюсь, накануне ближайшего Дня Отдыха ты будешь у нас обедать?

— Я взял на себя смелость…

— Превосходно, превосходно! Желаю успеха! Я не против, если у нее появится такой положительный парень, как ты! Но предупреждаю честно — дочь моя своенравная девчонка. — И Главный Мастер снова захохотал.

Ганиль заулыбался, немного растерянный. Лани, дочь Главного, вертела, как хотела, не только работавшими в Мастерской юношами, но и собственным отцом. Сперва этой девушки, смышленой, живой, как ртуть, Ганиль даже побаивался. Только потом он заметил, что при разговоре с ним у нее появляется какая-то робость, а в голосе начинают звучать заискивающие нотки. Наконец он набрался духу и попросил у ее матери, чтобы та пригласила его на обед — то есть совершил первый официальный шаг к ухаживанию.

Ли уже ушел, а он все стоял на том же месте и думал об улыбке Лани.

— Ганиль, ты когда-нибудь видел Солнце?

Тихий голос, бесстрастный и уверенный. Он повернулся и встретился взглядом с голубыми глазами своего друга.

— Солнце? Да, конечно.

— Когда это было в последний раз?

— Сейчас скажу. Мне тогда было двадцать шесть; значит, четыре года назад. А ты тогда разве не был здесь, в Идане? Оно показалось к концу дня, а потом ночью были видны звезды. Помню, я насчитал восемьдесят одну, и после этого небо закрыло снова.

— Я в это время был севернее, в Келинге; меня тогда как раз посвятили в Мастера.

Миид говорил, опираясь на деревянный барьер, которым был обнесен Образец большой паровой машины. Светлые глаза его смотрели не в глубь Мастерской, где вовсю кипела работа, а на окна, за которыми упорно моросил мелкий дождь поздней осени.

— Слышал, как ты сейчас отчитывал юношу Уонно. “Важно то, что, если сложить XVI и XIX, XXXVI не получается”… А потом: “Мне тогда было двадцать шесть; значит, четыре года назад… Я насчитал восемьдесят одну”… Еще немного, Ганиль, и ты бы начал вычислять.

Ганиль нахмурился и непроизвольно потер шрам, светлевший у него на виске.

— Да ну тебя, Миид! Даже непосвященные различают IV и XXX!

Миид чуть заметно улыбнулся. Он уже держал в руке свою Палку для Измерений и рисовал ею окружность на пыльном полу.

— Что это такое? — спросил он.

— Солнце.

— Правильно. Но это также и… знак. Знак, который обозначает Ничто.

— Ничто?..

— Да. Его можно использовать, например, в таблицах вычитания. От II отнять I будет I, не так ли? Но что остается, если от II отнять II? — Он помолчал. Потом постучал палкой по нарисованному на полу кругу. — Остается это.

— Да, конечно. — Ганиль, не отрываясь, глядел на круг, священный образ Солнца, Скрытого Света, Лица Бога. — Кто хозяева этого знания, священнослужители?

— Нет. — Миид перечеркнул круг “иксом”. — Вот этого — да, они.

— Тогда чье… кто хозяева знания о… знаке, который обозначает Ничто?

— Да нет у него хозяина! Он принадлежит всем! Это не Тайна.

Ганиль изумленно сдвинул брови. Они говорили вполголоса, стоя почти вплотную друг к другу, словно обсуждая промер, сделанный Палкой для Измерений.

— Почему ты считал звезды, Ганиль?

— Мне… мне хотелось знать. Я всегда любил счет, числа, таблицы действий. Поэтому я и стал Механиком.

— Да. Теперь тебе ведь уже тридцать, и уже четыре месяца, как ты Мастер. А думал ли ты когда-нибудь, Ганиль, что раз стал Мастером, значит, в пределах своей профессии ты знаешь все? Отныне и до самой смерти тебе уже нечего узнавать. Просто нечего.

— Но Главные…

— …знают еще несколько тайных знаков и паролей, — перебил его Миид своим тихим и ровным голосом, — и, конечно, у них есть власть. Но в своем деле они знают не больше чем ты… Ты, может, думал, что им разрешено вычислять? Нет, не разрешено.

Ганиль молчал.

— А на самом деле, Ганиль, можно еще кое-что узнать?

— Где?

— По ту сторону городских стен.

Прошло немало времени, прежде чем Ганиль заговорил снова:

— Я не могу слушать такое, Миид. Больше не говори со мной об этом. Предавать тебя я не стану.

Ганиль повернулся и зашагал прочь. Лицо его исказилось от ярости. Но огромное усилие воли понадобилось ему, чтобы обратить эту ярость, казалось бы безосновательную, против Миида, человека уродливого не только телом, но и духом, дурного советчика, былого, а отныне утраченного друга.

Вечер оказался очень-очень приятным: веселье било из Ли ключом, его толстая жена обращалась с Ганилем, как с родным сыном, а Лани была совсем кроткой и сияла от радости. Юношеская неловкость Ганиля по-прежнему вызывала в ней непреодолимое желание его поддразнить, но, даже делая это, она была так мила и уступчива, что, казалось, еще немного, и весь ее задор превратится в нежность. В какой-то миг, когда она передавала блюдо, рука ее коснулась его руки. Вот здесь, на ребре правой ладони, около запястья, одно легкое прикосновение — он помнил это так ясно! Сейчас, лежа в постели в своей комнате над мастерской, в кромешной темноте городской ночи, он застонал от переполнявших его чувств. Ухаживание — дело долгое, протянется месяцев восемь, самое меньшее, и все будет развиваться очень медленно и постепенно — ведь речь как-никак идет о дочери Главного. Нет, думать о Лани просто невыносимо! Не надо про нее думать. Думай… про Ничто. И он стал думать про Ничто. О круге. О пустом кольце. Сколько будет О, умноженный на I? Столько же, сколько 0, умноженный на II. А если поставить I и 0 рядом… что будет означать 10?

Миид Светлокожий приподнялся и сел в постели; откинув назад свои каштановые волосы, он пытался разглядеть, кто мечется по его комнате. Сквозь окно едва пробивался грязно-желтый свет раннего утра.

— Сегодня День Отдыха, — проворчал Миид, — уходи, дай мне спать.

Неясная фигура воплотилась в Ганиля, метание по комнате- в шепот. Ганиль шептал:

— Миид, посмотри!

Он сунул Мииду под нос грифельную доску:

— Посмотри, посмотри, что можно делать этим знаком, который обозначает Ничто!

— А, это, — сказал Миид.

Он оттолкнул Ганиля с его грифельной доской, спрыгнул с постели и окунул голову в таз с ледяной водой, стоявший на сундуке рядом с одеждой. Потом, роняя капли воды, он вернулся к кровати и сел.

— Давай посмотрим.

— Гляди, за основу можно принять любое число — я взял XII, потому что оно удобное. Вместо XII, посмотри, мы пишем I — 0, а вместо XIII–I — I, а когда доходим до XXIV, то…