Джек Макдевит - Военный талант

Я перестал ломать голову, когда увидел имя оратора. Хью Скотт.

Я никогда не читал книгу «Человек и Олимпиец». Как, вероятно, и остальных детей Конфедерации, меня познакомили с ней в школе. Помню свои мучения над главой о Сократе, когда готовился к семинару по истории в колледже. Но по-настоящему я никогда не читал эту книгу.

В спальне Гейба стояла переплетенная копия. Я спал в комнате на третьем этаже, в глубине дома.

Возвращаясь с заседания Общества Талино, я решил, что пора снова взглянуть на классический труд Сима.

Конечно, это была одна из стандартных работ: история эллинской эпохи от персидских войн до смерти Александра. Своей репутацией книга обязана, как мне казалось, славе автора, а не собственной ценности, однако это мнение являлось лишь результатом столкновения ребенка с серьезной книгой.

Я раскрыл ее посередине и начал читать в обоих направлениях попеременно, ожидая найти многочисленные экскурсы в греческую философию и утомительные изложения хода персидских и пелопонесских войн.

Вместо этого я обнаружил вулкан энергии, отточенные формулировки собственных мыслей, мнения и по-настоящему блестящий ум. Поэтому ленивого просмотра нескольких обзоров политики греческих полисов или разглядывания стрелок на картах сражений не получилось. В книге Сима государственные деятели стучали кулаками по столу, с ее страниц доносился запах Средиземного моря и палубных досок афинских трирем. Остро вставали вечные проблемы свободы и порядка, бренности человека и бессмертия его духа.

«Мы все – эллины, – пишет Сим в предисловии. – Деллаконда, Окраина и Корморал обязаны беспокойным мыслителям с берегов Эгейского моря, которые, в прямом смысле, сделали первые шаги к звездам. Священен только разум. Сначала эта теория была лишь блестящим озарением, но со временем, вместе с осознанием того, что природа подчиняется определенным законам, и законы эти можно понять, она дала ключ к Вселенной».

Я читал до позднего вечера. Изредка возникал Джейкоб, суетился, шумно жарил бифштексы, смешивал напитки или прерывал чтение, предлагая мне воспользоваться хорошей погодой и погулять.

Меня ожидало несколько сюрпризов. Сим не одобрял Сократа, доктрины которого хотя и воплощают человеческие ценности (соглашается он), но, тем не менее, подорвали эллинское общество. «Несчастье не в том, что имела место казнь Сократа, – пишет он, – а в том, что она произошла слишком поздно».

На первых страницах «Человека и Олимпийца» описывались гнев Ксеркса («О, Господин, помни афинян!»), правление Фемистокла и доблесть войск, сражавшихся у Фермопил. Я был поражен силой изложения и состраданием Сима. Подобного чувства обычно не ожидают от полководца. Но ведь когда начались трудные времена, Сим еще не стал военным лидером, он был учителем.

Название книги хорошо подобрано – взгляды Сима по существу являются олимпийскими. Читателя не покидает ощущение, что он говорит от лица Истории, и если его обзор не всегда совпадает с позицией его коллег или предшественников, то причины такого расхождения ясны. Слово Сима – окончательное.

Когда автор рассказывает о разрушении Афин и ненужных жертвах при попытке защитить Парфенон, его проза приобретает характер размышлений. Самый запоминающийся пассаж клеймит позором спартанцев, которые допустили события у Фермопил: «Они знали, что идут персы, во всяком случае, заранее получили данные разведки о подготовке армии вторжения, и тем не менее не заключили союз, не организовали оборону, пока не грянул гром. Тогда греки послали Леонида с солдатами и горсткой их союзников, чтобы они своей жизнью компенсировали небрежность и глупость политиков».

Мрачное совпадение: это написано перед тем, как ашиуры начали войну, в которой именно Симу пришлось сыграть роль Леонида. Он возглавил оборону в пограничных мирах, а Тариен взялся за колоссальную задачу – выковать союз, способный противостоять захватчикам.

За завтраком Джейкоб сказал мне, что раскопал нечто весьма странное.

– По-видимому, «Корсариус» перемещался очень быстро. Например, если верить отчетам, через два дня после рейда на Хринвар он отогнал эсминец ашиуров возле Оникая-4. Оникай находится на расстоянии восьми световых лет от Волчков. Четыре дня только в гиперпространстве. Атаковал базовый корабль у Салинаса в день победы у Чаппараля. Снова невозможный перелет. Существует еще много таких случаев.

– А что говорят на этот счет ашиуры?

– Они не очень-то коммуникабельны, Алекс. Насколько мне удалось узнать, они просто отрицали все эти истории. Но их отчеты никогда не публиковались.

– Может, следует поговорить с ними? – спросил я.

– Как ты предполагаешь это сделать? Ведь дипломатических связей с ними не существует.

– Один путь есть, – ответил я. – Маракаибская группа.

Тридцать шесть стандартных лет назад небольшая группа старших офицеров нарушила существовавший обычай и пригласила известного специалиста по стратегии из ашиурского флота выступить в Военной Академии Маракаибо на Земле. Оратор, имя которой никто не в состоянии произнести, стала первой за сто лет представительницей ашиуров, легально допущенной на одну из планет Конфедерации.

Подобные приглашения превратились в традицию, и на базе таких ежегодных собраний возникла необычная группа, объединенная особыми интересами, в которую входили армейские офицеры в отставке, как люди, так и ашиуры, преданные идее сохранения вечного мира. Естественно, группа была немногочисленной, поскольку движение никогда не пользовалось популярностью. Его члены, по крайней мере люди, подвергались за свою деятельность политическим гонениям и всегда вызывали подозрение.

Когда я попытался связаться с ними, мне ответил только робот и объяснил, что офицеры Группы не принимают посетителей без предварительной договоренности. Какое у меня дело?

Я представился, сказал, что провожу некое историческое исследование, спросил, не могу ли поговорить с кем-либо, кто знаком с Сопротивлением вообще и с подробностями сражений между кораблями обоих флотов в частности.

Последовала пауза, в течение которой он наверняка запрашивал инструкции.