Дмитрий Шидловский - Мастер

– Купец Назаров, в Петербурге раскрыт заговор против правящего дома. Заговорщикам удалось отравить княжича, но благодаря действиям нашего сиятельного регента более они ничего не смогли сотворить. Заговорщики схвачены. Ты обвиняешься в участии в заговоре. Следуй за мной.

– Я невиновен, – заявил Петр.

Не говоря больше ни слова, старший опричник размахнулся и нанес удар – Петр упал навзничь, по лицу потекла кровь. Двое других тут же подхватили его под руки и поставили на ноги. Третий снял со стены саблю и отступил в сторону.

– Я требую, чтобы мне объявили, в чем именно я виновен, – запротестовал Петр. – Я требую гласного земского суда. Вы не имеете права так обходиться с вольным гражданином.

– Пес ты шелудивый и дерьмо пред слугами регента, – усмехнулся старший и плюнул историку в лицо.

Анне заплакала и обхватила мужа руками. Ее тут же оторвали. Арестованного схватили под руки и потащили к выходу.

– Дайте хоть одеться, – запротестовал он.

– По улице пробежишь – согреешься, – хохотнул кто-то.

Услышав громкий вскрик Анне, Петр повернулся и увидел, что жену повалили на стол трое солдат и задирают ей подол. Будто бомба взорвалась в мозгу – действуя совершенно автоматически, он резко ударил каблуком в свод ноги одного из конвоиров, мгновенно высвободил руку из ослабевшего захвата, ударил локтем в нос правого и кулаком между глаз – левого.

«Откуда Басов мог знать, что именно так сложатся обстоятельства?» – мелькнуло на периферии сознания, но додумывать было некогда. Навалившись всем телом на обмякшего от удара опричника, Петр прижал его к стене, выхватил из ножен саблю и рванул к тем, у стола. Они в ужасе отпрянули. И лишь теперь за спиной лязгнули клинки оставшихся у дверей – очевидно, к сопротивлению арестовываемых они не привыкли.

– Через кухню – и к отцу! – крикнул Петр по-немецки, надеясь, что нападающие не поймут.

– Без тебя не пойду!

– Я приказываю, спасайся! – зарычал Петр, яростно отбивая выпады опричников.

Под их натиском он был вынужден отступать, но по звукам за спиной понял, что Анне выскочила в заднюю дверь. Он отступил еще на несколько шагов и, преграждая путь, встал в дверном проеме. Спастись шансов не было. Только вспышка ярости позволила выдержать натиск опешивших от неожиданного сопротивления опричников. Теперь же они собрались с силами, и атаки становились все опаснее.

«Главное, чтобы на улице ее никто не задержал, – пронеслась мысль. – И еще – держать дверь как можно дольше». И в этот момент чья-то сабля плашмя обрушилась ему на голову; ноги подкосились, а в глазах померк свет.

Артем вынырнул из искрящейся, чистейшей воды и по мраморным ступенькам выбрался из бассейна и увидел, что там его поджидает облаченный в легкую тунику Генрих.

– Рад тебя видеть!

Генрих подождал, пока Артем закончит вытираться и соорудит из полотенца некое подобие юбки, а потом обнял за плечи:

– И я рад.

Они вышли из ротонды, где помещался бассейн, и пошли по аллее, пролегавшей среди многовековых деревьев с мощными стволами. Яркое солнце, пробиваясь через их кроны, падало на лица собеседников множеством бликов.

– В Северороссии дела совсем плохи, – произнес Генрих.

– Не все коту масленица, – пожал плечами Артем. – Впрочем, скоро это должно кончиться.

– Не так уж скоро. Вспомни, как воспринимается несколько лет безвременья, когда ты на земле. Я хотел поблагодарить тебя за Университет. Как тебе удалось убедить этого идиота, что он нужен?

– Честолюбив, как и все дураки, – улыбнулся Артем. – Достаточно было одному из советников намекнуть, что наличие Университета ставит его вровень с королем Франции, и светлейший регент сразу стал горячим поборником науки. А насчет безвременья ты прав. Но уж больно долго они процветали. Вот и стали заплывать жиром, а кое-кто даже начал поговаривать о богоизбранной нации. Надо было прочистить им мозги, чтобы больше думали.

– Увы, ты прав. Но ситуация весьма опасна. Регент слишком глуп и может довести страну до потери независимости. А сейчас это крайне нежелательно.

– Он достаточно глуп, чтобы восстановить против себя большинство подданных. Долго на троне ему не усидеть. Кстати, ты знаешь, он хочет стать королем – вернее, царем, по московскому образцу.

– Господи, опять король, – саркастически воздел руки к небу Генрих. – Ну почему каждое ничтожество тщится присвоить себе самый громкий титул?

– Гордиться больше нечем, а похвастать хочется, – улыбнулся Артем. – Впрочем, появление в Северороссии королевского престола было бы сейчас логично. Они давно уже не захолустное княжество и играют важную роль в Европе.

– Возможно. Впрочем, я далек от этого. Как там ребята, попавшие в переплет?

– Наслаждаются прелестями века, в котором очутились. Один сидит в темнице, другой скрывается от преследований.

– Кстати, о нем. Какой фехтовальщик! Я пять раз просмотрел его бой в московском представительстве. Потрясающе! Знаешь, мне даже стало интересно скрестить с ним мечи.

– Господи, Генрих! Ты еще и азартен, оказывается!

– Что делать, старые привязанности иногда напоминают о себе… Потрясение, испытанное в том бою, уже не позволит ему быть обычным человеком – ни в шестнадцатом веке, ни в двадцать первом. Да и делать ему там, по-моему, больше нечего.

– Он шел на верную смерть, – подтвердил Артем, – и знал это. Каким бы мастером клинка он ни был, а спасло его только чудо.

– Наверное, это неизбежно. Мы с тобой прошли через нечто подобное. Чтобы посмотреть на мир другими глазами, нужно быть готовым его покинуть. Впрочем, чудо здесь ни при чем. Ты же знаешь, человек, приготовившийся к смерти, – противник смертельно опасный. А уж фехтовальщик такого класса… Нет, ему точно там делать нечего.

– У него ученик, – напомнил Артем. – Погоди, может, он еще создаст в том мире интересную школу.

– Трудно сказать… Хотя не верю я в эти школы. Ты же знаешь, понимание приходит от сердца к сердцу и все такое. Но ради мальчишки я, пожалуй, спешить не стану. А вот тот, второй… Зачем ты мучаешь парня? Верни его в родную коммуналку на улице Маяковского. Нечего ему делать в шестнадцатом веке, да еще в тюрьме.

– А может, эта отсидка в каземате научит его думать? И потом, я придумал такую комбинацию… Он еще сыграет большую роль в этом мире.

– Ладно, – пожал плечами Генрих, – как знаешь. Только Университет береги.

Сотник Белых легко взбежал на расписное крыльцо белокаменных палат. Кивнув стоящим у входа стражникам, он прошел в приемную и представился. Статный секретарь попросил обождать, пока хозяин не освободится. Через четверть часа сотник предстал перед самим Малютой Скуратовым.