Виталий Романов - Элитная кровь

Да, благородно, высоким штилем… Только жить хочется. Это робот Терминатор – бездушная машина – способен красиво гореть в котле сталелитейного завода, спасая человечество от самого себя. А он, Сергей Поздняков, не готов к такому подвигу!

Вернуться к варианту, от которого отказался в самом начале? ФСБ? Пойти к ним, все рассказать? Про лабораторию «Ноев ковчег», про Колотилова и Вербинского? Про неизвестных вояк, мечтающих о перевороте в стране? Все рассказать… почти все, лишь о Миле промолчать… и отдать себя в их руки , успокоившись на том, что ответственность переложена на другие плечи и от него, Сергея Позднякова, больше ничего не зависит? Вот и Владлен Завацкий просил доставить записную книжку в ФСБ… Может, самое правильное – исполнить последнюю волю Инженера, сдаться властям?

Сергей вышел на проспект, медленно побрел вперед.

А может, забыть к черту про все это? Бежать до первого компьютерного клуба, писать Миле? Разыскать ее, увезти из столицы? Может, они смогли бы начать все заново, в другом месте? Забыть про этот дар, просто закрыть на него глаза. И жить… Может, девушка права, и он не в состоянии адекватно оценивать, что происходит? Слишком много свалилось на него в последние дни…

Или затаиться на неделю-другую? Попытаться успокоиться, чтобы принять решение более взвешенно?

Поздняков остановился перед стендом, на который недавно наклеили свежие рекламные агитки – какую-то газету бесплатных объявлений. Глаза скользнули по страницам: «Муж на час», «Ищу работу», «Продаю», «Сдаю квартиру». Сергей стал читать медленнее, пытаясь выбрать что-то подходящее для себя. По большому счету, ему было абсолютно безразлично, в какую берлогу залечь на несколько дней, лишь бы рядом не оказалось шумных соседей. Потому что необходимо обдумать все еще раз.

Глаза невольно скользнули на соседний столбик, зацепившись за слово «кровь». Слово, которое в последние дни стало роковым, определяющим все. Поздняков медленно читал:

«Срочно!!! Помогите, пожалуйста! Моему сыну Владику требуется кровь ! После пересадки костного мозга срочно нужна кровь любой группы . Ситуация с донорами критическая. Если вы готовы помочь – просьба отозваться. Звоните в любое время суток, телефон…»

Горячая волна ударила Сергею в голову. Он покачнулся, невольно ухватился рукой за край стенда. Знак!!! Он просил знак! Совсем недавно молил о помощи, просил указать дорогу… Поздняков торопливо огляделся. Он не смог бы запомнить десятизначный номер мобильника – забыл бы по дороге до таксофона.

Неподалеку виднелся киоск «Роспечати».

– Здравствуйте! – подбежав туда, быстро выдохнул Сергей. – Мне телефонную карту!

– Какую именно? – сурово глянув на странного покупателя, поинтересовалась киоскерша.

– Да любую, неважно! – отмахнулся Поздняков. И только потом, сообразив, что делает глупость, взял себя в руки, стал говорить медленнее, подробнее. – Мне любую, только не очень большую по объему. Необходимо сделать пару-тройку звонков из таксофона.

– Двадцать пять рублей, – без эмоций отозвалась продавщица.

– А ручку можно взаймы попросить? – нервно глянув на стенд, будто тот мог исчезнуть, пробормотал Сергей. – Мне ненадолго, только номер записать…

И показал ладонь, на которую вознамерился писать нужный телефон. Словно это движение должно было убедить киоскершу в его чистых намерениях.

– Нет! – отрезала женщина.

Поздняков засмеялся. В мире ничего не изменилось – все осталось прежним. Другим, ненормальным, стал только он сам.

– Понял! – Сергей выпрямился, посмотрел на киоскершу по-другому. Как директор успешной коммерческой фирмы на мелкую служащую. – Тогда, кроме телефонной карты, продайте мне ручку! Обязательно с чернилами для менеджеров! Чернила для школьников мне не подходят! Ясно?

– Синие или черные? – уточнила продавщица.

– Синие! – мгновенно ответил Поздняков. – Не люблю писать черным на ладони, по Линиям Судьбы. Плохая примета. А синий – цвет неба. Понимаете?

– Всего – тридцать рублей, – что-то сосредоточенно посчитав на калькуляторе, сказала женщина.

– Отсчастливьте мне еще блокнотик, небольшой, – добавил Сергей, – вон, в уголке лежит. Да, вот этот! А то просить листок бумаги бесполезно, все равно пожалеете для ближнего своего.

– Сорок рублей, – как ни в чем не бывало посчитала киоскерша.

Сергей протянул ей полтинник, забрал покупки и сдачу, побежал к стенду. Быстро перенес в блокнот нужную последовательность цифр, заторопился – искать таксофонную будку.

– Алло, здравствуйте! – чуть не закричал Поздняков, когда услышал женский голос в трубке. – Я прочел объявление в газете, по поводу крови для мальчика. Да! Да, Аня… Я хочу помочь. Да! Кровь! Где вы, куда надо подъехать к вашему сыну? Подождите минуточку… Диктуйте, записываю… Ага, понял! Да, знаю эту больницу. Вы рядом с Владиком? Сможете подойти вниз? Я буду… буду минут через сорок… Да, обещаю, через сорок. Спасибо. Как мне вас узнать?

Поздняков выслушал, что сказала мама больного мальчика, и повесил трубку. Огляделся по сторонам, пытаясь сообразить: в какой стороне ближайшая станция метро? Потом вспомнил: паспорта нет, прав нет, других документов тоже нет. Решил поймать машину, чтоб добраться до места, не провоцируя органы власти на задержание неизвестного с целью установления личности.

– Поймите, это лишено всякого смысла, – мягко говорил Позднякову врач в серебристых очках. – Операция по пересадке костного мозга не дала результатов, на которые мы рассчитывали. Увы, такое случается. У мальчика нет шансов, ваша кровь его не спасет. Подумайте над этим, прежде чем…

Сергей вдруг припомнил цинизм Вербинского, посмотрел на доктора по-другому, и тот замолчал. Поздняков обернулся к стеклянной перегородке, за которой на койке лежал мальчик лет шести. Врач специально вывел «гостя» за дивайдер, чтоб мама не слышала того, что медик хотел сказать потенциальному донору.

Шестилетний мальчик по имени Владик. Мальчик со слипшимися русыми волосами. На лбу его то и дело появлялись капельки пота, мама терпеливо вытирала их полотенцем. Когда ткань промокала насквозь, женщина поднималась со стула, вешала тряпку на холодную батарею. Приносила следующее полотенце и садилась возле сына.

Анна. Красивая женщина. По крайней мере, могла бы считаться таковой, если б не страшная усталость. Она давно не вспоминала, что такое косметика, перестала следить за собой. И, хотя черты лица были правильные, приятные, но первое, что бросалось в глаза, – набухшие темные веки. Боль во взгляде.

Даже трудно представить, сколько она просидела возле койки умирающего сына.