Анна Орехова - Осторожно, Врата закрываются

Расэк хотел принять душ ещё вчера, после разговора со следователем Лушгрулом, гид показал, как занять электронную очередь и предложил пока отдохнуть. Расэк на минуту закрыл глаза, а когда проснулся, в окно уже заглядывали оба солнца. Зато душ оказался свободен, и теперь Расэк с наслаждением подставлял лицо под водяные струи, сонливость уходила, а мысли упрямо возвращались к устройству. Кто его изобрёл? Зачем? И как о нём узнал искусственный разум? Хотя с последним вопросом было более-менее понятно. Любой школьник на Ирбуге понимал: у Торнора повсюду имеются глаза и уши.

Кто-то шпионил для него из алчности, рассчитывая на ответную услугу. Кто-то, как Расэк, соглашался сотрудничать от безысходности, понимая, что помощь Торнора – последняя надежда. Находились и те, кто по глупости подпитывал его информацией, пронося на себе микроскопические жучки. Ирбужцы не просто так придумали зоны карантина. Сколько раз они находили устройства, которые шпионы Торнора проносили на планету! Можно только гадать, сколько жучков осталось незамеченными. Ирбужцы изо всех сил держали оборону, но как бороться с тем, кто способен предусмотреть всё на свете?

Так что Расэк не удивлялся, что Торнор знал об устройстве. Он поначалу даже думал, что искусственный разум сам его изобрёл, но стоило пораскинуть мозгами, и становилось ясно – Торнор, скорее всего, просто воспользовался подвернувшейся возможностью, а Расэк добровольно ему помог.

Он изо всех сил старался убедить себя, что родная планета не оставила ему выбора. На одной чаше весов находились закон и возможный арест, на другой – жизнь мамы. Выбор казался очевидным, вот только почему Расэк до сих пор чувствовал вину? Почему снова и снова прокручивал в голове события последних дней, пытаясь отыскать момент, когда всё могло сложиться иначе?

Он выключил воду, постоял несколько секунд, давая каплям стечь, и потянулся к полотенцу. Ткань была грубой и влажной. Похоже, всё на этой планете создавалось в противовес Ирбугу: низкие потолки, общественные души, крошечные комнаты, неудобные кровати, а теперь ещё и влажные полотенца. Но хоть зеркало имелось – большое, во весь рост, и, странное дело, незапотевающее от водяного пара.

Расэк взлохматил волосы, тщетно пытаясь придать прическе форму. Однако пряди упрямо торчали в разные стороны. «Видела бы меня сейчас Алиса, такой повод для её подколов пропадает». Она любила подшучивать над его прической, Расэк объяснял, что волосы топорщатся потому, что так задумывалось изначально, и на Ирбуге подобные стрижки в моде, но Алису это лишь раззадоривало: «Как поживает мой лохматый сыщик?» – писала она, заставляя его улыбаться. «Во-первых, не лохматый, – отвечал Расэк, – а во-вторых, бывший сыщик. Но ты права, твой».

Он отбросил полотенце и развернул белую футболку. «Just do… nothing» 3 – гласила чёрная надпись. Расэк невесело усмехнулся. За последние пару лет он привык носить земные футболки, поначалу поддался моде, а потом втянулся в игру с самим собой – выбирал забавные надписи, идеально подходящие ситуации. Однако сегодня решил действовать наугад и, отправившись в душ, вытащил из сумки первую попавшуюся одежду. И надо же, надпись пришлась как нельзя кстати. Его обвиняли в терроризме, вчера, после поездки в лифте, он ещё битый час отвечал на вопросы Лушгрула, рассказывал про Торнора и про операцию мамы. Затем следователь перепоручил его другому полицейском, а тот уже привёз в отель и передал Ашаакшу. Мало того, что к нему приставили надзирателя, так ещё и повесили следящее устройство – несмываемую наклейку на запястье в виде чёрного ромба. Что в такой ситуации остаётся делать? Ничего, как и советовала футболка. Но Расэк не собирался сдаваться, в конце концов, он детектив, хоть и бывший, а потому предпочитал пораскинуть мозгами и придумать, как снять с себя подозрения.

В коридоре дожидался Ашаакш, делал вид, что прогуливается по пустынному холлу. Хотя, наверняка, просто караулил подопечного. Увидев Расэка, донтокчанин широко улыбнулся:

– Чистый телом и душой живёт в гармонии с собой!

«Ещё один дурацкий стишок», – с тоской подумал Расэк, он уже привык к тому, что гид питает к рифмам слабость.

При их первой встрече Ашаакш с воодушевлением заявил: «Здравствуй, мой розовокожий друг! Позволь скрасить твой досуг!» Расэк тогда подумал, что это просто дань вежливости, и все гиды вместо приветствия выдают нечто подобное. Однако «другом-досугом» дело не ограничилось. По дороге в номер Ашаакш рассуждал, что «неведомое устройство вызывает беспокойство», а показывая отведенную Расэку комнату, объяснил: «это кровать, на ней положено спать».

Рифмы сыпались одна за другой, а потому очередное: «Предлагаю не грустить, а пойти перекусить!» – вызвало лишь раздражение.

– Вы удивительно хорошо владеете общим, – буркнул Расэк, направляясь в свою комнату.

Сам он едва бы сумел с ходу придумывать стишки даже на ирбужском, не говоря уж о том, чтобы рифмовать на общем.

– Мне приятно, что вы заметили!

Как и прочие донтокчане, Ашаакш едва доходил Расэку до груди, а потому шаги его были раза в два короче. Кроме того, гиду мешало серое платье до колен, из-под которого выглядывали синие шаровары, приходилось быстро перебирать ногами, чтобы не отставать. Расэк же намеренно ускорялся. Он не имел ничего против конкретно этого донтокчанина, его злил сам факт наличия няньки.

– Я родился и вырос на Госке, – продолжил Ашаакш. – А там общий давно уже вытеснил все местные языки.

Расэк обернулся и встретился взглядом с огромными зелёными глазами. Ямочек на щеках донтокчанина почти не было, только слева наметились три углубления, значит Ашаакш моложе Лушгрула. На правом плече расположились целых пять ромбов, похоже, гид не раз выслужился перед отчизной.

– Как вышло, что донтокчанин родился на Госке?

Расэка так и подмывало добавить: «И как вашим соотечественникам удалось вернуть вас на Донток?»

– Мой отец был дипломатом.

– Ну разумеется.

Ответ Ашаакша снимал все дальнейшие вопросы. Дипломат с семьёй перебрался на другую планету – вполне распространённая практика. А «был дипломатом» давало понять, что отец Ашаакша либо потерял работу, либо умер. В обоих случаях его жене и детям полагалось вернуться на Донток.

Пока они шли по коридору, на стенах появлялись непонятные закорючки – числа, как объяснил Ашаакш. Расэк не понимал, почему в отеле для инопланетных туристов номера комнат не подписали на общем. Похоже, донтокчане полагали, что их язык обязаны знать все вокруг. Информационные таблички в душе, рекламные вывески, которые Расэк видел в окно, теперь вот ещё и числа – всё на донтокчанском. Даже интерфейс шшрипа – чёрного диска с сенсорным экраном, который ему выдал Лушгрул, чтобы расплачиваться в отеле и оставаться на связи. Впервые в жизни Расэк находился в самом центре информационного пространства и не понимал ни слова.