Константин Образцов - Антропный принцип, продолжение [litres]

– Меня под конец восьмилетки занесло не туда – ну, ты помнишь. Отец сел в третий раз, компания нашлась стрёмная – короче, я в пятнадцать лет попал в интернат при СпецПТУ, это такой филиал колонии, кузница кадров, как Суворовское училище для армии: типа, отучился в «путействе» на слесаря, украл по-быстрому и уехал на зону, карьеру делать. Я так и хотел: ну там, понятия, воровской ход, все дела. Дурак был, короче. Мне повезло, что у нас НВП [5]преподавал такой Колесник Иван Федорович, дядя Ваня – вот был мужик! Сам воевал, служил в десанте в Великую Отечественную, на пенсии преподавать пошел, ну и как-то смог достучаться в том смысле, что сесть в тюрьму никогда не поздно, но это путь для тех, кто ничего другого в жизни не может или не хочет, а если ты по жизни сильный и считаешь, что чего-то стоишь, так докажи это себе и другим – ну, в общем, на слабо, конечно, брал, как я теперь понимаю, но и меня, и многих других пацанов он от уголовки спас. Ну а куда, если не в тюрьму? Понятное дело, в армию. Еще в милицию можно или в попы пойти, но это уж очень крутой поворот. Я после училища год на заводе кое-как перекантовался учеником, а в 73-м ушел служить, потом остался на сверхсрочную, в школе прапорщиков отучился, попал в разведку. Предлагали идти учиться на офицера, но я не хотел, мне и так все нравилось: и служба, и то, что все понятно, четко, нравилось, что есть смысл какой-то во всем, что важное дело делаю, Родине служу, а не штаны просиживаю где-то. Думал, спокойно до пенсии отслужу, а там, может быть, тоже НВП преподавать пойду. А в 79-м, когда все началось, сам попросился «за речку» [6] «За речку» – означает отправиться на войну в Афганистан; предположительно, выражение появилось потому, что граница СССР и Афганистана проходила по реке Амударья. . А как иначе? Я же военный, это мое дело – воевать за свою страну, даже если для этого приходится лететь куда-то в Тмутаракань. И я тебе могу сказать, что не только я, почти все офицеры и солдаты так думали: мы здесь исполняем свой интернациональный долг, защищаем интересы державы, помогаем братскому афганскому народу… ну, ладно, про братский народ, предположим, после первых нескольких месяцев все всем становилось ясно: такие братья, что днем встречают как дорогого гостя, прямо не знают, куда посадить и чем угостить, а ночью горло перережут. Но то, что мы там за Родину сражались – это точно.

Я в отдельном разведбатальоне служил, мы стояли в одной из северных провинций неподалеку от небольшого города. Ну как города: как в сказке про Али-Бабу, Средневековье такое же, только в отличие от сказки нищета страшная, грязь, жара, мухи, скорпионы, и разбойников не сорок, а в сто раз больше, и все сидят по своим пещерам в горах. Крупных операций у нас как таковых не было, в основном местного значения, но костью в горле у местных моджахедов стояли: перехватывали караваны с оружием и наркотой из Пакистана, выходили на поиск баз, банды ликвидировали, если вдруг через нашу зону группы «духов» шли. Помню, как в конце марта взяли на засаде, почти без боя, обоз из пыльных усталых верблюдов, которые тащили мешки с сотней «калашей» и гранатометами. В апреле 82-го прибыло пополнение: молодые бойцы приехали после полугода в учебке, и так совпало, что сменили нам еще и комбата, и это было жаль, потому что прошлый наш командир по фамилии Лось был именно что слуга царю, отец солдатам, и еще до Афгана успел повоевать в таких местах, про которые по телевизору не скажут. А новый, майор Лащёнов Павел Евгеньевич, прибыл прямиком из Прибалтийского военного округа и реальную войну только в кино видел. Не знаю, может, поэтому он себя неловко чувствовал в строю и хотел сразу показать, что тоже кое-что смыслит в стратегии и тактике, как-то авторитет поставить, или и правда пришел такой приказ из штаба дивизии – оттуда иногда удивительное приказывали, – но 29 апреля вывел он наш батальон на боевые в Кармаханское ущелье. Цель: реализация разведданных о базе «духов» в районе заброшенного кишлака Салех – якобы там проходит караванная тропа, которую охраняет боевая группа моджахедов. Необходимо было информацию эту опровергнуть или подтвердить, в случае подтверждения посты уничтожить, пленных доставить для допроса, тропу блокировать. Звучит все ладно и зашибись. Только мы в этой местности стояли уже третий год, и хоть не могу сказать, что знали ее так же, как местные, но по горам походили неплохо и могли бы объяснить, что через Кармахан никогда никто караваном не ходил, потому что, насколько было известно, сквозных ущелий там не было, зато имелся целый лабиринт из узких извилистых проходов, плато, брошенных кишлаков и таких нагромождений камней, что через некоторые завалы приходилось перебираться по полдня. И мы бы точно это сказали, если бы нас спросили. Но такого не случилось, а с инициативой выступать не хотелось, потому что наш ротный, капитан Ляхов, рассказал, что во время знакомства с офицерским составом товарищ майор Лащёнов высказался примерно в том смысле, что он автомобиль «Волга», а мы тут все «Запорожцы», каковым сравнением намекнул, так сказать, на неравенство компетенций. В общем, мы решили от советов товарищу майору воздержаться, потому как были уверены, что ничем, кроме потраченного времени и сил, нам этот выход не грозит. У меня только накануне предчувствие было какое-то гнусное, до тошноты даже. Я им поделился с Серегой Лесным – это наш взводный был, хороший парень, два года вместе служили, у него выслуга шла боевая, год за три, ждал со дня на день замены в Союз на должность командира роты, – но Серега сказал, что это все ерунда и что у меня всегда предчувствие перед выходом на боевые. Может, и так, но рожков я себе напихал в «лифчик» под завязку и взял на пару гранат больше.

В общем, в 6 утра 29 апреля мы слезли с брони у входа в Кармахан и стали втягиваться в ущелье. Наша первая рота пошла по извилистой узкой тропе внизу, вторая и третья прикрывали со склонов на флангах, все грамотно и по военной науке. Майор с нами не пошел, остался на оборудованном КП батальона рядом с устьем, что тоже нормально и вполне разумно. Пробирались медленно, дороги нет, только камни и клочья кустов, жестких, как палки, солнце понемногу начинало припекать, а батальон на три четверти состоял из ребят, которые вчера еще были в учебке где-нибудь под цветущим Ташкентом, и для них все это внове – так что к Салеху мы вышли примерно к 9 утра. Ничего неожиданного: брошенные дувалы, пустой колодец со скелетом собаки на дне, многоножки толщиной с руку – всё, как обычно. Никаких следов того, что тут кто-то постоянно бывает, и тем более признаков оборудованного поста. Капитан Ляхов докладывает по рации, мол, так и так, кишлак осмотрен, мятежники и следы их пребывания не обнаружены, разрешите считать задачу выполненной и возвращаться в расположение батальона. Я уже на радостях фляжку ополовинил, думаю, все равно часа через три-четыре будем на базе, но не тут-то было. Прилетает приказ: продолжить поиск, продвигаясь по ущелью в юго-западном направлении, докладывать оперативную обстановку каждый час, в случае обнаружения блокпоста противника действовать согласно ранее полученным инструкциям. Конец связи. Мы с ротным и с Серегой смотрим друг на друга и понимаем: идти дальше придется без прикрытия, потому что на юго-запад отходит узкое ущелье с почти вертикальными стенами и таким узким гребнем, что вторая и третья роты там не пройдут при всем желании. А еще, что этот ущельный проход нам известен, и хотя мы никогда по нему не ходили, но на картах и на фотографиях аэросъемки хорошо видно, что ведет он в тупик, а значит, поиски какого-то блокпоста и караванной тропы там будут примерно так же успешны, как поиски Святого Грааля в степях Казахстана. Подошли еще взводные: Лёха Никифоров и Илья Золотов, приписанный нам старшина второй роты подтянулся, прапорщик Зуля, опытный мужик, пожилой, за сорок лет уже, усы седые; еще несколько наших старослужащих – Олег Шугаев, Заур Джиоев, Тима Лебедев по прозвищу Вертолет, мы с ним с первых дней в батальоне вместе служили, на турнике такое творил, что смотришь – голова кружится, в общем, собрались и спрашиваем у ротного, можно ли как-то объяснить майору, что тот неправ. Ляхов качает головой, отвечает: нет, нельзя. Ладно, связываемся со второй и третьей ротой, договариваемся, что вторая останется контролировать левый склон, а третья вернется назад, потом спустится и пойдет за нами следом, прикрывая тылы. Так себе план, но хоть что-то. Пожелали друг другу ни пуха и пошли вперед.