Константин Образцов - Антропный принцип, продолжение [litres]

– Нет, но коллеги твои скоро здесь будут. Или мои коллеги. Кто-то точно будет, в общем.

– Сука красноперая, – хрипло выдохнул он. – Пить дай.

Я взял из холодильника бутылку «Ессентуков», открыл и поднес горлышко к его губам. Он принялся пить, кашляя и захлебываясь. Пузырящаяся вода текла по щекам и подбородку.

– Все, хватит. А то описаешься. Тебе еще часок-другой придется тут полежать.

– Как? – спросил он, отдышавшись.

– Порез на пальце. У тебя кольцо слетело, когда Скобейду душил, и ты палец разрезал, докручивая удавку.

– И все?

Конечно, это было не все. Но я не стал ему объяснять, что провалом своим он обязан некоей Ишим Янай Элохим Меген. Ибо людей с порезами много, а вот таких, которых ангелы используют для передачи наиболее агрессивным политическим силам фатальных военных технологий – таких наперечет.

Этот простой логический квадрат я набросал на газетных полях вечером накануне. От Кардинала мне было известно, что так называемый дядя Володя – сотрудник КГБ, и Яна, безусловно, знала это в силу осведомленности, присущей ей как элохим. Тем не менее она надоумила Ильинского позвонить бедняге Гуревичу, который скорее бы голову дал себе отпилить, чем помог ей хоть в чем-то, и была намерена воспользоваться содействием и связями в американском консульстве его мнимого дяди для пересечения границы; вывод – дядя Володя не сотрудник КГБ, служба в Комитете – прикрытие. Тогда кто?

Славная девушка, спортсменка и комсомолка, Галя Скобейда согласилась бы вынести из института черновики секретных расчетов только ради одного человека в мире – Саввы Ильинского; и только два человека на свете рискнули бы обратиться к ней с такой просьбой – сам Ильинский и, от его имени, Евгений Гуревич, да вот только он переоценил степень доверия Гали, и она сообщила о его странной просьбе Исаеву. Как там сказала мне Леночка? «Человек или люди, которые обратились к Гале Скобейде, были ему знакомы, и опасности, по его мнению, не представляли», – ну, конечно, что опасного в несчастном Гуревиче? Но на роковую встречу в Сосновке пришел не он. Тогда кто? И не потому ли Яна вышла на связь с ним не в воскресенье, когда маневр с мертвыми двойниками сработал и их розыск был уже прекращен, а во вторник, после того как в Сфере вероятностей отразилось убийство Исаева и Скобейды и привлекло внимание Яны к тому, кто его совершил?

– Ну так что, знал Гуревич, что ты задушил девушку?

– Ничего он не знает, – просипел дядя Володя. – Спятил совсем, на работу не ходит, дома сидит, на таблетках. Едва в психушку не отправили, я не дал. Повредился в уме на своих инопланетянах, все плакался, что в Комитете ему не поверили, в газеты хотел обратиться. Умный, а дурак. Ну, я его постепенно так подвел к мысли, что это здесь ему не верят: коммунисты, материалисты, что с них взять. А вот на Западе – другое дело, там в США летающие тарелки с 1947 года исследуют, там и поверят, и меры примут. Нужно только взамен что-то предложить. Скажи, говорю, помощнице Ильинского, что ты хочешь его работу продолжить, пусть принесет все бумаги, какие сможет. Думал, хоть черновики получить, и то дело. А тут вдруг сам Ильинский звонит! Сука, чувствовал же, что подвох… рискнуть решил… Э, ты что делаешь?!

Я засунул ему в рот скомканный обрывок наволочки, обвязал вокруг головы полосами из простыни, проверил еще раз, хорошо ли держат узлы, стягивающие куль из одеяла, и вышел из номера, повесив на дверь табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ».

Нужно было бы отойти от «Советской» подальше, но сил у меня не было. Я кое-как добрел по проспекту Москвиной [17]до сквера у большого собора, нашел телефон и набрал номер.

– Опять ты, Адамов. – Голос Жвалова показался мне спокойным и как будто усталым. – Не угомонишься никак? Или все-таки сдаться решил?

– Привет, Жвалов. Знаешь такого майора Горбаня Владимира Владимировича?

– Допустим. И что?

– Тогда допусти еще, что этот майор Горбань, известный в определенных кругах как дядя Володя, убил в ночь на вторник особиста Института Связи ВМФ Исаева и сотрудницу того же НИИ Галину Скобейду с целью завладения черновиками расчетов по проекту такому секретному, что я по телефону даже не буду его называть. Допусти также, что указанный дядя Володя мною задержан, полностью в содеянном изобличен, и что в моем распоряжении имеются удавка, которой убили Скобейду, со следами крови последней, а также крови этого твоего Горбаня, его пистолет, из которого застрелили Исаева, а также упомянутые черновики, на которых дядя Володя руками своими тоже наверняка наследил предостаточно. Допустил, Жвалов?

В трубке замерла тишина.

– Плохи дела твои, подполковник, – продолжил я. – Куда хуже моих. Ведущий специалист стратегического оборонного проекта, которого ты охранять должен был, сначала исчез, а потом помер у тебя на руках, девица, которую ты даже опознать так и не смог, тоже; вместо раскрытия вражеской агентурной сети наловил пионеров да пенсионеров из коммуналки, на которых только зло срывать можно, а толком предъявить нечего. Так мало этого, вдруг оказывается, что у тебя под носом действовал двойной агент, резидент иностранной разведки, и ты его, Жвалов, не только проворонил, а еще и лично приставил к одному из засекреченных ученых, чем этот агент не преминул воспользоваться, захватив материалы исследований, да еще и сотрудника Комитета государственной безопасности застрелил! Да, тут лишением звания и увольнением без выслуги не ограничится, тут дело паскудное, трибуналом пахнет.

– Чего ты хочешь, Адамов?

Я на какой-то миг подумал, что к телефону подошел кто-то другой, но нет: это был Жвалов, просто голос его звучал теперь почти совсем по-человечески.

– Я хочу вернуться в родной Главк героем и передать коллегам из второго отдела раскрытое двойное убийство, а руководству – историю о вопиющей некомпетентности некоторых сотрудников госбезопасности и о чрезвычайно тяжких последствиях, к которым она привела. Можешь себе представить, с какой скоростью мое начальство доложит об этом своему начальству в Москву, и на какой уровень выйдет скандал, в котором главным героем будешь ты, Жвалов: человек, все просравший, да еще и пригревший вражеского агента на широкой груди КГБ.

Из трубки донесся какой-то сдавленный звук.

– Или другой вариант: ты немедленно отпускаешь всех моих задержанных друзей. Никаких дел, никаких последствий, никакой испорченной биографии. И не просто отпускаешь, а сам лично извиняешься перед каждым, так чтобы ни у кого из них претензий к тебе не было. Через час все должны быть дома живыми, здоровыми, добрыми и веселыми. Понял?

– Да, – пропыхтел он.

– Кроме того, ты, разумеется, отзываешь все запросы на мой розыск и сообщаешь моему руководству, что Комитет государственной безопасности ко мне претензий не имеет и что вышла ошибка по твоей, Жвалов, вине.