Борис Сапожников - Noir

Я совершенно не представлял, куда идти, и просто шагал по ночным улицам родного урба, лишь бы убраться подальше от участка. Шёл куда глаза глядят. То и дело мне попадалась тень громадной пушки, всё сильнее накрывающая кварталы. Строят её, строят, опор на улицах понатыкали, снесли чьи-то дома, а для чего — непонятно. Неужели кто-то в главном штабе артиллерийских войск решил отсюда грозить альбийцам? Останавливаться в строительстве никто не собирался, и какой длины в итоге будет ствол у сверхорудия, я даже боялся себе представить.

Сам того не заметив, я забрёл в «слепую зону». Веерные отключения электричества уже давно не были редкостью. Муниципалитет объяснял их коренной перестройкой энергосистемы урба, но никаких сроков прекращения отключений никто сообщить не мог. Вообще странная история: строят новые электростанции якобы для того, чтобы протянуть провода в анклавы за стенами урба, где действительно свет горел далеко не в каждом богатом доме. А электричества пока лишаются городские жители, что только усиливает неприязнь к «землекопам», живущим по ту сторону стен. Ответная, само собой, тоже растёт.

Конечно, богатых районов веерные отключения никак не коснулись, но в этом-то как раз никто не сомневался. Живущие выше по склону холма господа не привыкли ужинать при свечах. Их и так раздражает мозолящий глаза ствол сверхорудия, а уж отключения электричества они восприняли бы как самое настоящее оскорбление.

Я без цели шагал по тёмным улицам, ноги сами несли, и как это ни удивительно, но я ни разу не споткнулся. А тьма вокруг стояла хоть глаз выколи. Неожиданно она сомкнулась вокруг меня и поглотила, прямо как под воздействием каллокаина. Не было никаких вспышек, зато я увидел лицо. Даже два. Чернокожий человек с тонкими усиками и бородкой и он же, но моложе — и с чисто выбритым лицом. Они словно накладывались друг на друга. И имя — Дюран, Эмиль Дюран. Мой взводный, а после войны инспектор всесильной Надзорной коллегии. Следом за лицом из тьмы выплыли ощущения — коньяк, выпитый в кабинете Робишо, чувство опустошённости. Слова патрона: «Вчера утром анархисты взорвали кафе „Мирамар“…» Но потом снова лицо Дюрана. Бутылка падает на пол, не самый плохой бренди разливается лужей вокруг моих туфель…

Электрический свет бьёт по глазам. Я поднял руку, закрываясь от режущего глаза яркого луча.

— Какого?.. — прохрипел я, не понимая, кому понадобилось светить мне фонариком прямо в лицо.

— С вами всё в порядке? — дежурно-равнодушный голос. За светом ручного фонарика виднелась крепкая фигура в полицейской пелерине и кепи.

Я понял, что сижу прямо на тротуаре, сжимая обеими руками голову. Шляпа слетела и валяется рядом. Не лучший вид для встречи с патрульным. Если бы не приличный костюм, очнулся бы я уже, наверное, в каталажке вместе с вшивыми клошарами [12] Клошар — прозвище нищих бродяг в Розалии, произошло от слова clocher — хромать, ковылять. и проститутками.

— Бэпэтэ, — выдавил я первое, что пришло на ум. — Фонарик убери… те.

— Сапёром были? — выключив фонарик, спросил патрульный, подавая мне руку.

— Да, — кивнул я, принимая его помощь. — Хожу вот по улицам, воздухом дышу, чтобы храбрости набраться. Пока не мог в свой дом зайти — давит всё, как в траншее, кажется, стены сейчас сойдутся. А тут свет погас, вот меня и накрыло совсем.

— Понимаю. — Патрульный поднял мою шляпу и как смог отряхнул её, а после вручил мне. — Идемте, провожу вас до границы отключения.

Мы шагали по тёмным улицам, и я усиленно пытался вспомнить ещё хоть что-нибудь. Хотя бы какую-то деталь, которая подскажет, где искать Дюрана. Он явно не погиб во взрыве в кафе «Мирамар», я точно знаю, что ко мне он пришёл уже после этого. Он скрывается от тех, кто пытался убить его во время теракта, но где… Если Дюран и говорил мне, я не мог этого вспомнить.

Память просачивалась, как вода через плотину, по капле то там, то тут. Без системы. И мне оставалось только ловить их, надеясь выжать из каждой как можно больше.

Патрульный проводил меня до границы освещённых фонарями улиц и, быстро взяв под козырёк, скрылся во тьме неосвещённых кварталов. Я проводил взглядом его спину, прикрытую форменной пелериной. Интересно, узнает ли он, что водил по городу, едва ли не под руку, подозреваемого в убийстве?

Вопрос, куда податься, всё ещё стоял передо мной. Но теперь у меня была хоть какая-то зацепка, капля-воспоминание, выдавленная из-за кем-то поставленной в моей памяти плотины. Эмиль Дюран — мой бывший взводный, чей отец был далеко не последним человеком в колониальной администрации, несмотря на цвет кожи. К тому же об отце Дюрана ходили слухи, что он не только местный богач, но ещё и могущественный жрец местного культа. И если вспомнить максиму о том, где лучше всего спрятать лист, как не в лесу, то Дюран, скорее всего, скрывается в «Беззаботном городе» — кварталах, населённых преимущественно чернокожими, потомками вчерашних рабов, вывезенных из Афры во времена превращения Марния из города в урб. Тогда стране нужны были тысячи рабочих рук, и найти их во время войны проще всего оказалось в колониях. На торговле «чёрным деревом» делались огромные деньги, однако вывозить обратно рабочих оказалось слишком накладно, так и образовался на месте их проживания «Беззаботный город». Соваться туда белому человеку даже днём было опасно, а уж как после захода солнца — это было форменным самоубийством. Даже на нижних улицах выжить проще, чем в «Беззаботном городе».

И всё же именно это я и собирался сделать — отправиться на улицы «Беззаботного города» глухой ночью. В то время, которое считают своим бандиты всех мастей, населяющие кварталы чернокожих. На что я рассчитывал? Да мне просто некуда больше податься. Денег в бумажнике надолго не хватит. Надёжных укрытий у меня в урбе нет, никогда их не готовил. К охоте на меня, скорее всего, подключат «Континенталь», детективу Тибо достаточно сообщить Робишо, кем была жертва, и тот спустит на меня всех собак. В общем, моя поимка — дело пары дней, а значит, надо делать то, чего от меня никто не ожидает. К примеру, полезть в «Беззаботный город» ночью.

Никакой формальной границы, отделявшей «Беззаботный город» от остального урба, конечно, не было. Однако чем ближе я к нему подходил, тем меньше встречалось на улицах — и без того пустынных в столь поздний час — белых и всё больше чернокожих и орков. Последних в «Беззаботном городе» жило не меньше, чем людей, потому что вожди племён зеленокожих были столь же жадны до товаров, привозимых колонизаторами. Торговать неугодными или просто лишними ртами в народе угуров, как называли себя орки, было в порядке вещей.

На меня поглядывали с откровенной неприязнью, однако никто не попробовал пока «прощупать». Наверное, слишком уж помятый я имел вид. А может, ответные взгляды, которыми я награждал косо смотрящих на меня, не сулили им ничего хорошего. Наверное, удивительно, но до кабака под названием «Лафитова кузня» я добрался без проблем.