Борис Сапожников - Noir

— А вот и наша передовая твердыня, — с гордостью указал дунсинанец на не слишком большое здание, собранное, как и все дома на нижних улицах, из всякого мусора. Правда, выглядело оно более крепким и основательным. На стенках виднелись следы неоднократного ремонта — здание явно выдержало не одну осаду. С другой стороны, в последние годы войны приходилось укрываться и в вызывающих куда меньше доверия сооружениях. — Жди у входа, я сообщу о тебе нашему гезиту.

— И не надейся, приятель, — покачал головой я, — я иду с тобой.

Дунсинанец пожал плечами с видом «не очень-то и хотелось», и направился к воротам здания. Перед ними дежурили двое гламиссцев, правда, по ним сразу видно было, что это не отмороженная молодёжь, что отрабатывает на улицах. Эти парни выглядели куда серьёзнее и опаснее тех, с кем я сцепился у безымянного кабака, хотя никому не пытались доказать свою крутость.

— Со мной, — кивнул им дунсинанец, однако стражи этим не удовлетворились.

— Тебе ещё часа три стоять до смены, — осадил его, положив руку на плечо, гламиссец, одетый в броню ничуть не хуже и вооружённый самопальной винтовкой, собранной из нескольких разных.

— Да брось ты, — смахнул его руку мой сопровождающий, — на улицах всё спокойно. А со мной важный человек, его гезиту представить надо.

— Ну молись всем святым, чтобы так оно и оказалось, — ухмыльнулся второй.

Нас пропустили внутрь. По чести сказать, ничего особо не изменилось. Такой же коридор, как снаружи, разве что лампы почаще попадались, да слева и справа шли одинаковые двери. Мы прошли по коридору до конца, остановившись перед самой внушительной дверью, в которую мой сопровождающий немедленно постучал.

— Валяй, — раздалось с той стороны, и мы вошли.

Гезит был дунсинанцем, однако защитное снаряжение и оружие у него отличалось оттого, что носил однорукий в лучшую сторону. Он и сам не избежал ранений — почти половину лица его скрывала стальная маска без глазного отверстия, вторую же безобразил химический ожог. На коленях развалившегося в древнем кресле гезита лежал видавший виды дробовик Сегрена — надёжное оружие, отлично зарекомендовавшее себя в аду траншейных схваток.

— И кого ты мне притащил? — обратился к сопровождавшему меня однорукому гезит так, словно меня в комнате не было вовсе.

— У франта этого дело — говорит важное и ко всему дому.

— И ты решил этого франта ко мне притащить. Ну-ну.

Я отлично знал, как вести себя с такими людьми, а потому, дав гезиту почувствовать себя хозяином положения, взял инициативу в свои руки. Первым делом я подхватил единственный в комнате стул, стукнул им об пол, проверив на прочность, и уселся напротив гезита.

— Ну, допустим, убедил, — кивнул мне тот, оценивая моё уверенное поведение. — Валяй, что у тебя за дело?

Я понимал, что сейчас самый ответственный момент. Я рискую всем — в первую очередь жизнью. Я не обольщался, отлично понимая, что четырёх патронов и двух запасных магазинов уж точно не хватит на то, чтобы выбраться из владений кавдорцев. Но именно ради этой более чем сомнительной авантюры я и явился сюда, а значит, отступать некуда. И я изложил гезиту то, за чем пришёл.

На удивление тот не схватился оружие даже в самые острые моменты и остался спокоен. Я не мог видеть однорукого дунсинанца, однако слыша то, как он переминается с ноги на ногу и со стальным скрежетом сжимает пальцы на искусственной руке, понимал — если бы не присутствие гезита, я давно уже получил бы металлическим кулаком в морду.

Когда я закончил говорить, гезит долго в задумчивости тёр подбородок.

— Знаешь что, франт, — сказал он через несколько томительных минут раздумья, — не мне такие решения принимать. Я отстучу в замок Паутины. Тан держит жучка при себе с тех пор, как паренька вытащили с боем оттуда, — гезит ткнул пальцем наверх. — Вот теперь пускай сам и решает, как с тобой быть.

— Найди телеграфиста, и пускай отстучит тану запрос, — велел гезит однорукому, — а мы с франтом подождём ответа.

Однорукий, ничего не сказав, убрался, и мы остались вдвоём.

— Не стоит ему тут торчать, когда такие дела обсуждаются, — сказал гезит, когда за моим сопровождающим закрылась дверь. — Он считает себя человеком старой закалки, и всякие связи с законными властями для него… вне закона, — рассмеялся собственному каламбуру кавдорец. — Для него мы — заурядная банда с нижних улиц, только сильнее остальных. Он не думает над наследием, считая, что всё это — бредни искупителей.

— Будь в этой истории замешан любой другой дом с нижних улиц, я бы даже не сунулся сюда.

Ждать ответа пришлось недолго. Гезит не успел даже на правах вежливого хозяина предложить мне выпить (хотя он и не торопился с этим), как в комнату вернулся однорукий дунсинанец в сопровождении тощего, сутулого парня в очках с разными линзами, кое-как подогнанными под оправу из проволоки.

— Тан велит снаряжать для франта машину и катить с ним в замок Паутины, — сообщил однорукий. И тощий парень, по всей видимости, тот самый телеграфист, подтвердил его слова парой нервных кивков.

Если честно, я не думал, что доберусь до таких высот подпольного мира нижних улиц моего урба. Мало кто мог бы похвастаться, что видел самого кавдорского тана. Однако мне выпала такая честь.

Гезит не стал задерживать меня в своём форте и вместе со всё тем же ловко улизнувшим с дежурства одноруким дунсинанцем отправил в главную крепость кавдорцев — замок Паутины. Ехали мы на паровой вагонетке, в каких на оружейных заводах урба перевозят детали для многочисленных механизмов, боеприпасы или рабочих. Особым комфортом она похвастаться не могла, зато бежала довольно быстро, поскрипывая и позвякивая на разболтанных стыках проложенных в этих тоннелях невесть когда рельсов.

Замок Паутины куда больше подходил под понятие «твердыня», нежели небольшой форт, откуда мы приехали. Он занимал целый зал на перекрёстке нескольких больших — в два, а то и три человеческих роста высотой — тоннелей. Цитадель имела три этажа, и уверен, весьма обширные подвалы. Вокруг неё возвышалась стена, собранная из траншейных щитов, подогнанных друг к другу идеально плотно. Тут даже ворота были, украшенные гербом дома Кавдор — коронованным оленем. Водитель паровой вагонетки, подъехав к ним, просигналил, и нас впустили внутрь.

Во дворе замка я не увидел ни одного гламиссца — лишь дунсинанцы в синих клобуках с длинными хвостами и командовавшие ими бирнамцы, скрывающие лица под выкрашенными в индиго синими масками или же обходившиеся татуировками того же цвета. Оружие и защитное снаряжение у всех было более-менее приличного качества, пускай и старое, зато видно, что за ним очень хорошо ухаживают. Выделялись среди них искупители, носившие длинные рясы и высокие клобуки, закрывавшие всё лицо, оставляя свободными только глаза. Как среди них можно было определить дунсинанцев или бирнамцев, я не представлял.