Оливия Штерн - Князь моих запретных снов [litres]

– Моя история не будет интересной.

Огонь разгорался все ярче, Винсент подбросил еще пару небольших поленцев и выпрямился. Теперь было видно, что он одет в очень дорогую одежду и что у него есть перевязь со шпагой. Одеяние его… показалось несколько старомодным, сейчас мужчины уже так не одевались. Но если он и вправду хозяин замка Бреннен и все эти годы провел в Долине Сна, откуда у него возьмется что-то новое?

– Почему ты так думаешь? Любая история интересна по-своему.

– Ну я… я в деревне жила. За скотиной смотрела. Что здесь хорошего?

В свете камина я наконец смогла осмотреться: комната была небольшой, но богато обставленной. Массивный книжный шкаф, набитый книгами, два кресла с резными ножками и подлокотниками, изящный столик, тускло блестящий в бликах огня.

– Хорошее в этом то, что ты жила, и ты по-прежнему жива, и смотришь интересный сон.

Винсент поманил меня к себе, и я, соскользнув с подоконника, сделала первый шаг вперед. Оказывается, под ногами был мягкий тканый ковер. Я облизнула пересохшие губы, вспомнила о кубке с вином. Может, попросить глоточек? Раз уж это все равно сон?

Потянулась к кубку, но не успела и ойкнуть, как Винсент подскочил и легонько шлепнул меня по запястью.

– Не смей! Это не для тебя.

Потом сам схватил кубок и молниеносным движением выплеснул содержимое в огонь. По комнате снова поплыл сладкий, приторный аромат спелого винограда. Он поставил кубок на столик и виновато посмотрел на меня.

– Прости, я не хотел тебя напугать. Просто это вино… его тебе нельзя.

Я пожала плечами. Нельзя так нельзя. Пить, конечно, хотелось, но я потерплю, это ведь такая мелочь.

– Садись, – Винсент указал на кресло, – расскажи еще… что-нибудь.

Прозвучало почти умоляюще. Что его держит в Долине Сна? Так и подмывало спросить, но я промолчала. Осторожно опустилась в мягкое кресло, посмотрела в озаренную багровыми сполохами глубину камина.

– Женщина, которая меня вырастила, она же и продала меня в замок Бреннен, – сказала я. – Вначале мне было очень страшно, но теперь уже нет. Только вот… Я не умею ни читать, ни писать. Не знаю, как ее… арифметики. И не знаю многих слов. Меня ведь никогда ничему не учили.

Мужчина, что сидел в кресле напротив, приподнял бровь.

– Да, путь предстоит долгий. Но все в наших руках, не так ли?

Я вздохнула и согласно кивнула.

– Сегодня я уже занималась с наставником. Он меня пытается учить читать, но пока что получается… не очень, если честно.

Винсент откинулся на спинку кресла, посмотрел на меня с прищуром.

– Почему ты думаешь, что мне нужно вернуться из Долины?

Я даже руками всплеснула.

– Ну как же… это ведь неправильно. Неправильно живому человеку быть… там. И даже если вы думаете, что вас никто не ждет… Это ведь может быть совсем не так!

В серых глазах Винсента отражались красноватые блики пламени, и мне померещилось в треске поленьев, что он проговорил: «Такая чистая, такая вкусная».

Наверное, и правда померещилось. Он ведь не мог так говорить обо мне?

– Во всяком случае я бы вас ждала, – брякнула, уж совсем не думая, – а там еще кто-нибудь нашелся бы.

– Почему ты мне это говоришь? – быстро спросил он. – Не слишком ли поспешное решение?

Тут я задумалась. Да, наверное, я только что сказала глупость совершенно незнакомому мужчине из моего сна. Но чувствовалось в нем что-то… не знаю, как выразить словами. Такое неправильное, несвоевременное ощущение, как будто я уже знала, что он не причинит мне вреда. Никогда.

Винсент усмехнулся.

– Молчишь… Что ж, не будем об этом более. Хочешь, я буду тебе помогать? Ну, учиться?

Тут я растерялась. Предложение казалось заманчивым, но как он это собирается делать?

– Да, именно так, в твоих снах, – он кивком подтвердил мое невысказанное предположение, – я буду помогать тебе в то время, когда твое тело спит в замке Бреннен. Я дам тебе все знания, которыми сам обладаю. Из тебя получится могущественный сноходец, Ильсара.

– Мне следует избавиться от вашего кулона, – прошептала я. – Кем бы вы ни были, вы это тоже понимаете.

Винсент медленным, текучим движением поднялся с кресла, шагнул ко мне и опустился на колени. Я замерла, когда чужие жесткие пальцы медленно очертили контуры моего лица, а Винсент… ох, как он на меня смотрел. Жадно и жалко одновременно. Как будто хотел меня сожрать – и при этом вознес на недосягаемую вершину. В серых глазах плясали кровавые блики, и я ненароком вспомнила Фелицию. Почему? Сама не знаю.

– Ты такая… живая, – хриплый шепот лился в уши, – клянусь, я не сделаю тебе ничего дурного, только… приходи. Я всегда тебя буду ждать в этом доме. И я дам тебе все, что смогу.

От этих легких, едва ощутимых прикосновений мне почему-то стало трудно дышать. Сердце колотилось как сумасшедшее. Вспомнились злые щипки и шлепки Дэвлина, а потом потные руки ар Мориша.

– У тебя даже губы посинели, – вдруг сказал Винсент. – Не нужно бояться. Вернее, нужно, но не меня.

– А кого? – выдохнула я, чувствуя, как все внутри немеет.

Он пожал плечами, все еще стоя на коленях, жадно рассматривая мое лицо.

– Духа Сонной немочи, разумеется. Впрочем, мы примем некоторые меры, чтобы ни с тобой, ни со мной ничего не случилось. – Он говорил так тихо, что голос почти терялся в треске поленьев. – Если мы будем видеться, никогда и никому не говори об этом.

– Почему? – выдохнула я, завороженно глядя… почему-то на его губы.

– Это просто, Ильсара. Когда о нас знаешь только ты и каждый сон приходишь ко мне, Урм-аш ничего не услышит. Когда о нас будет знать кто-нибудь еще, хотя бы один человек, уже есть шанс, что дух Сонной немочи, слушая сны смертных, узнает то, что ему не следует. Когда о нас будет знать десять человек, вероятность того, что дух услышит… Весьма велика.

– А ему не все равно? – Я моргнула, пытаясь отогнать наваждение. Оно наваливалось сладкой незнакомой истомой, лишая сил и воли. – Что будет, если он узнает?

Винсент усмехнулся и покачал головой.

– Я могу тебя заверить, что тогда не поздоровится никому. Ни мне, ни тебе, ни тем, у кого Урм-аш получит интересные сведения…

И в этот миг меня резко тряхнуло и разом окунуло в непроглядную темень. С криком я открыла глаза и уставилась на Габриэль, не понимая, что произошло.

– Ну, ты и спишь, – сказала подруга. – Я тебя трясу-трясу, а ты хоть бы что. Я уж думала, что все, надо мастера Бриста звать.

Остервенело орудуя во рту зубной щеткой, я слепо уставилась в зеркало. Все происшедшее ночью казалось болезненным бредом, так и подмывало рассказать обо всем Габриэль, которая стояла рядом и тоже умывалась. Но что-то подсказывало мне, что слова Винсента следовало бы принимать всерьез, и ежели он сказал – молчать, так, верно, лучше и молчать.