Ростислав Соколов - Глаза истины: тень Омбоса. Часть 1. На тропе возмездия [litres]

Разделяй и властвуй , подумалось Ратцингеру. Древний римский принцип, которым руководствуются властители мира до сих пор. Так рушили заговоры, империи, династии правителей. И его в совершенстве освоили и культисты Ордена Сета, наверняка вынужденные на протяжении веков применять этот принцип в своих целях ради выживания. С того самого момента, как немец переступил порог Триумф-Паласа, его не покидало ощущение, что они совершают огромнейшую ошибку. Что они оказались мышками, добровольно пришедшими к кошке.

Несмотря на это, Ратцингеру в то же самое время не верилось, что судьба привела его столь витиеватым маршрутом в самое сердце организации, которую большинство его коллег считали мифом. Его душа трепетала при мысли, что последние десять лет объект его многочисленных исследований обретался прямо здесь, в этих шикарных мраморных и гранитных интерьерах, где местами использовали венецианскую фактурную штукатурку. Теперь от былого великолепия не осталось и следа.

Наконец группа домчалась до четырнадцатого этажа, где дверь поддалась. Боец резким движением распахнул её настежь и устремил в проход автомат с ярко включенным фонариком. Он дал сигнал, что впереди все чисто, и пятеро бойцов, Ковальский, Марго и Ратцингер устремились в открывшийся коридор. Внутри здание напоминало руины после бомбежки. На стенах не было живого места, везде виднелись голые кирпичи или крошащиеся бетонные плиты. Пол был завален обломками и досками, в воздухе пахло пылью и сыростью. Через несколько метров в полу зиял провал, а бетонная плита наклонным спуском уводила вошедших на этаж ниже. Сбежав по скату, отряд был вынужден свернуть вправо, так как путь вперед преградил очередной завал из обломков бетонных блоков. Казалось, что еще немного и небоскреб провалится сам в себя.

В поле зрения Ратцингера на сей раз попали не только обломки, но и несколько тачек с цементом, молотки, монтировки и прочий строительный инвентарь. То, что раньше он принял за работы по уничтожению башни, оказалось совершенно иным. Сеттиты перестраивали убежище под свои нужды.

Отряд из восьми человек продолжал мчаться по коридору, освещая себе дорогу в ночной мгле фонарями на винтовках. Вскоре на стенах появились цветные рисунки голов животных, выполненные в древнеегипетской манере. Крокодилы, бегемоты, совы, ибисы, львы, кошки, псы – все они смотрели то вправо, то влево. Получившийся проход стал прорезать внутренние стены здания: отряд двигался через огромные дыры около двух метров в диаметре. Затем снова поворачивал то налево, то направо. На пути не встречалось ни единой души, не доносилось ни звука. Словно бойцы пытались взять штурмом корабль-призрак.

Наконец после долгого забега группа оказалась на перекрестке сразу пяти проходов. Четыре из них веером расходились прямо перед ними. Группа замерла посередине, не зная, куда двигаться дальше.

– Черт, – выругался Ковальский. – И куда теперь? У нас нет времени обыскивать каждый этаж и каждый закоулок.

Марго хмуро всматривалась в рисунки животных на стенах. По выражению её лица и прояснившимся глазам Ратцингер понял, что девчонка смекнула: нужно искать указание среди символов. Они вдвоем пошли по периметру перекрестка. Лев, собака, сова, ибис, крокодил…

Маргарита замерла напротив собаки, её глаза расширились.

– А что если… – буркнула она себе под нос.

Бойцы вместе с Ратцингером и Ковальским с интересом и скепсисом наблюдали за её действиями. Она сунула руку в сумку, которую одолжила у Алисы, откуда достала фонарик с откидывающимся светофильтром.

– Не ходите за мертвыми, – пробормотала она, уставившись на иероглиф. – Уберите свет фонарей, господа!

Бойцы в недоумении синхронно посмотрели на Ковальского как на старшего по званию. В ответ он жестом приказал им подчиниться. Марго подняла свой фонарь и щелкнула выключателем.

Поначалу стена ничем не отличалась от соседних. Но при взгляде через фильтр рядом с головой пса высветились еще две, угольно-черного цвета. Марго, ошарашенная, отступила на шаг.

– Цербер, – пробормотала она. – Страж царства мертвых у греков.

Третье за сегодня упоминание этого мифического персонажа , вынужден был признать Ратцингер. Сеттитам он явно пришелся по душе. Сначала стихотворение, затем позолоченная статуя на углу балкона небоскреба, а теперь и внутренние помещения их логова.

– Он указывает в ту сторону, – сказал Ковальский, направляя руку на третий слева проход. – Вперед!

– Нет, – остановил его решительно Ратцингер. – Нам же было сказано не ходить за мертвыми. А Цербер является стражем загробного мира. Значит, нам нужно…

– В противоположную сторону! – закончила за него Марго.

Группа двинулась вперед по второму слева проходу, бойцы нисколько не пытались приглушить топот своих армейских ботинок. Буквально через десяток метров по обеим сторонам коридора стали попадаться закрытые или запертые комнаты. В нос Ратцингеру ударил непередаваемый отвратительный смрад – разлагающаяся плоть. Группа мгновенно остановилась, и Ковальский приказал отряду осмотреть комнаты.

Бойцы, в чьих глазах Ратцингер прочел немалую толику беспокойства, с разбегу взламывали комнаты ударом плеча или ноги. В первой слева не было ничего, кроме грязного матраса, на котором лежал труп трехдневной давности. За дверью напротив притаился склад инструментов. В третьей комнате бойцы увидели висельника, покончившего с собой с помощью электрического шнура. Ратцингер смог разглядеть лежащего на полу культиста со шприцем в вене на сгибе локтя в предпоследней комнате. Последняя же комната выходила окнами во двор Триумф-Паласа, стекло было забрызгано кровью и частицами мозга: у подоконника лежал сеттит с простреленной головой.

– Они все совершили ритуальное самоубийство, – в ужасе проговорила Маргарита. – Зачем?

– Не забывайте, поклонники Сета готовы на все ради своего покровителя, – пояснил Ратцингер, нисколько не потрясенный увиденной картиной. Его лицо выражало каменное спокойствие. – Величайшая честь для сеттита – отдать ради дела свою собственную жизнь.

Отряд устремился дальше по проходу, однако не пройдя и пятнадцати метров, все остановились. Ратцингер, задержавшийся в последней комнате, нагнал остальных и едва не налетел на одного из бойцов.

– Что произошло? Почему стоим? – спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Ответ ему сразу же дал Ковальский, даже не повернувшийся в сторону немца.

– Это тупик…

Прямо перед ними высилась крепкая бетонная стена, заклеенная обрывками газет и старых обоев.

Штефан Ратцингер стоял как громом пораженный в конце коридора на двадцать седьмом этаже небоскреба Триумф-Палас, уставившись на монолитную стену перед собой.